Солдат - [52]

Уже в первые дни организации воздушно-десантных дивизий я убедился в серьезных недостатках штатной организации этого нового рода войск. Операция на Сицилии подтвердила обоснованность моих опасений.

По мысли генерального штаба, численность воздушно-десантной дивизии не должна была превышать 8 800 человек. Эта установка поразила меня сразу же, но особенно сильно — в дальнейшем, когда мы начали активно применять этот род войск. Наши возможности с такими силами сравнимы лишь с теми, как если бы очень высокому человеку сказали; «Вот два метра материала. Сшейте из него костюм». Другими словами, задачи, возлагаемые на воздушно-десантные дивизии, не могли быть выполнены с такими силами. Нельзя создать дивизию необходимой боевой мощности, ограничив численность ее личного состава 8 800 человек.

Очевидно, единственно правильным было бы пренебречь этими ограничениями. Так мы и делали. Наши дивизии намного превосходили официально установленные штатные нормы. Во время Нормандской воздушно-десантной операции 82-я и 101-я дивизии корпуса с включенными в них планерно-посадочными полками и тыловыми подразделениями, которые перебрасывались морем, имели в своем составе около 15 тысяч человек каждая.

Мы не раз указывали высшему командованию: если уж воздушно-десантные дивизии введены в бой, вывести их можно только через труп командира корпуса или командующего армией. Высшие командиры знают, что в их распоряжении нет лучших войск, чем воздушно-десантные дивизии, и независимо от тактической обстановки и трудности вывода их из боя будут стараться как можно дольше удержать их у себя. Это значит, что воздушно-десантным дивизиям, необходима такая мощь, которая позволяла бы им выдерживать напряжение боя и наносить противнику сильные удары. Осуществлено же это может быть только при значительном увеличении штатной численности личного состава дивизии. Мои попытки добиться утверждения новых штатов неоднократно оканчивались неудачей. Я посылал своих офицеров в Вашингтон. Они обращались к офицерам оперативного управления, возглавлявшегося в то время генералом Мак-Нерни, — больше некуда было обращаться. Во всех случаях ответом было непреклонное «нет».

В начале декабря, еще в Англии, я решил предпринять последнюю попытку, так как чувствовал, что если мне удастся поставить этот вопрос на личное рассмотрение генерала Маршалла, который был тогда начальником генерального штаба, ответ может быть иным. В конце концов, действуя через различные каналы, я добился у генерала Беделла Смита разрешения послать в Вашингтон выделенного мною офицера или генерала с очередным ходатайством по этому вопросу. Я знал, что необходимость увеличения штатов дивизии не сумеет доказать никто лучше человека, который руководил ею в боях. Поэтому я остановил свой выбор на генерале Тэйлоре. Генерал Маршалл хорошо знал и высоко ценил его, и я верил, что он примет и внимательно выслушает Тэйлора.

Генерал Маршалл действительно принял Тэйлора, рассмотрел наше представление и выразил согласие на существенное увеличение штатной численности воздушно-десантных дивизий. С тех пор мы уже не сталкивались с этой проблемой.

По иронии судьбы Тэйлор находился в Вашингтоне как раз в тот момент, когда его доблестная 101-я дивизия была брошена в бой для отражения немецкого наступления. Она сражалась в легендарном сражении в Басюки под командованием генерала Мак-Олиффа — заместителя командира дивизии. Тэйлор вылетел из Вашингтона немедленно, как только до него дошло известие о наступлении немцев, и тотчас же вернулся к своей дивизии. Подробности его посещения Вашингтона, объяснения, представленные им Маршаллу, громадная важность, приданная этому делу, — все это, насколько я знаю, не описано до сих пор. Значение его миссии в Вашингтоне для воз-душнодесантных войск невозможно переоценить.

Если бы генерал Маршалл проявил к этому делу иное отношение, я был бы чрезвычайно удивлен. У солдат-фронтовиков никогда не было лучшего и более отзывчивого друга, чем генерал Маршалл. Неся на своих плечах всю тяжесть войны, он никогда не забывал о человеке с винтовкой, человеке, который должен убивать и умирать.

ГЛАВА 12 ПРОРЫВ «ЛИНИИ ЗИГФРИДА»

В тяжелых боях, продолжавшихся шесть недель, — наступление немецких войск было остановлено. Фон Рундштедт начал большую игру и проиграл. Наступило время для нанесения контрудара с целью уничтожения последних остатков немецких войск в «Арденнском выступе» и прорыва «линии Зигфрида».

Операция должна была начаться наступлением 5-го корпуса генерала Джероу на пашем левом фланге и 7-го корпуса генерала Коллинза — на правом. В моем 18-м корпусе было тогда четыре дивизии, все пехотные Командующий армией запросил меня, не нужны ли мне танковые части сверх тех отдельных танковых батальонов, которые уже были приданы моим пехотным дивизиям. Я ответил отказом. Слишком глубоки были снега, особенно в низинах, а дорог не хватало, и я решил, что танки едва ли смогут быть полезными в этих условиях.

Боевой порядок корпуса я решил построить в два эшелона: две пехотные дивизии в первом эшелоне и две во втором. Если первые две будут остановлены противником, я рассчитывал провести через их боевые порядки дивизии второго эшелона и, не останавливаясь, продолжить наступление. В первый эшелон я выделил 1-ю и 82-ю дивизии. Не думаю, чтобы какому-нибудь командиру когда-либо посчастливилось наблюдать, как две замечательные дивизии — ветераны боев — с таким подъемом бок о бок идут в наступление. Радостно было смотреть на них. Это зрелище напоминало соревнование двух скаковых лошадей, идущих к финишу ухо 3 ухо. Я намеревался дать войскам выйти вперед, а затем помочь им всеми средствами, имеющимися в распоряжении корпуса и полученными от армии. Вот как это происходило.