Солдат идет за плугом - [6]

У печурки вмиг не оставалось ни души. Ребята разбегались кто куда, лишь бы спрятаться от его гнева. Шаркая усталыми ногами, старик тащился в свой угол, снова и снова перебирал в памяти старые обиды, не обращая больше внимания на ребят.

Долго еще слышно было, как он в своей будке швыряет посуду, инструменты, топчет, что попадается ему под ноги, и клянет все на свете.

Потом наступала тишина.

— Васыле! — доносилось из будки спустя некоторое время.

Из-за лестницы, из-под верстаков немедленно появлялись испуганные физиономии учеников.

«Отлегло!»

Урсэкие мчался к мастеру и вскоре, веселый, возвращался к товарищам.

— Что вы позабивались по углам, как мокрые курицы? — приободрившись, кричал он. — А ну-ка, живей давайте все сюда! Выворачивай карманы, у кого что есть: табачок, махорочка, окурки…

Ребята с готовностью выворачивали карманы над шапкой долговязого. Урсэкие умело сортировал табак, выбирая из него крошки хлеба или мамалыги, бумажки и ворсинки, а затем, довольный, отправлялся утолять печали старика Цэрнэ.

Жестянщиков еще ни разу не накрыли при исполнении работы «налево». Организаторские способности Урсэкие каждый раз отводили беду, уберегали учеников от придирок школьного начальства, которые градом сыпались на подмастерьев других мастерских.

Впрочем, Урсэкие слыл не только отличным организатором. Он был еще артистом-импровизатором. Урсэкие сам играл все роли в своих импровизированных спектаклях на злобу дня. Он отлично копировал директора, надзирателя Стурзу, Пенишору, Дудэу — «маменькиного сынка» и других. Положительные типы, как правило, не находили достойного воплощения в этих представлениях. Зато Урсэкие с большим мастерством изображал кого-нибудь из начальства повыше или, скажем, какую-нибудь даму-патронессу из «общества помощи сиротам войны». Самого себя Урсэкие тоже не щадил. Изображая собственную долговязую фигуру, он еще поднимался на цыпочки, срывая восторженные аплодисменты всего «зала».

Такой импровизированный спектакль разыгрывал он и сейчас.

Зубы «господина Фабиана» были обернуты блестящим листком олова, и он устрашающе скрежетал ими.

— Урсэкие Васыле! — орал «господин Фабиан» что было сил.

Конечно, «директор» восседал на «кафедре» — ржавом котле, опрокинутом вверх дном. Перед зрителями уже прошли пентюх Пенишора, напомаженный Стурза, подлиза Дудэу. Сейчас Урсэкие играл Урсэкие. Ребята прыснули со смеху, когда он, шагая, словно на ходулях, приблизился к «кафедре» и, облокотись на нее, незаметно подбросил в журнал директора записочку.

И вдруг в самый разгар представления дозорный на лестнице забил тревогу. В несколько секунд «декорации» исчезли. Ученики сразу «углубились в работу», подняв своими деревянными молотками такой грохот, что загудела вся мастерская. Сигнал с лестницы был подан не зря: в дверях тотчас же показался директор. Не обратив внимания на учеников, он направился к будке мастера.

Волнение, поднявшееся при появлении директора, улеглось. Многие опять побросали работу.

— До нашей жести ему и дела нет! — презрительно пробормотал кто-то из ребят. — Хороший куш — вот что ему надо!

— Знаем мы их махинации! — отозвался другой.

Ученики имели в виду выполнение выгодного заказа, из-за которого, видимо, и пришел директор.

Недавно владелец одного детского санатория для привлечения клиентуры заказал школе фирменную марку. В погоне за бьющей в глаза рекламой он захотел, чтобы на вывеске его заведения было изображение здорового, толстощекого младенца, выбитое из меди. Что касается цены, то владелец санатория не торговался, лишь бы работа была выполнена хорошо и быстро.

Сначала дело подвигалось слабо. Мастер раздражался, все время ворчал себе что-то под нос, словом, был не в своей тарелке. «Цэрнэ что-то не в духе», — толковали ребята.

Директор истощил все способы воздействия на мастера. Порция, которую старик получал из ученического котла, была в эти дни удвоена. Подбросили ему и табачку. Господин Фабиан расщедрился до того, что даже выплатил мастеру часть причитающихся ему денег. А сколько раз старику приходилось их выпрашивать для взноса за учение в «женское ремесленное», где занималась его Анишора!

И все-таки с выполнением заказа мастер тянул.

«Бросил я этому тупице косточку погрызть, что ему еще надо!» — бесился директор.

А владелец санатория все приставал к господину Фабиану со своим медным младенцем, который, как он кричал по телефону, «должен быть живее и здоровее всех детей на свете».

Директор чувствовал себя, как на горячих угольях. Что делать? Клиент не стоит за ценой… Может, сдать заказ другому мастеру? Нет. Директор отлично знал: другой не справится…

И вот наконец Цэрнэ принялся выбирать материал, приготовил специальные долотца и приступил к работе. Господи, благослови! Господин Фабиан, довольный и заискивающий, часто подолгу простаивал теперь за спиной работавшего мастера.

То же происходило в будке Цэрнэ и на этот раз.

Во время работы лицо мастера как-то смягчалось, расправлялись горькие складки у губ. Однако стоило ему разогнуться на одно мгновение, чтобы на глаз проверить работу, как черты его снова принимали обычное суровое выражение.