Соль с Жеваховой горы - [40]
Попросив прощения у своих спутников, Володя обрадовался возможности покинуть эту ложу, где его уже серьезно мутило от тюльки с шампанским. Он спустился вниз.
Но подойти к своему сотруднику не успел. Оставалось всего несколько шагов, как вдруг… Позже, восстанавливая всю картину в памяти, Володя поразился тому, что запомнил все происходящее достаточно точно. И мог воспроизвести буквально в деталях.
Из первого или второго ряда, то есть совсем близко от сцены, выпрыгнул человек. Это был молодой мужчина в длинном черном пальто. Действия свои он сопровождал воплем. Обогнув оркестровую яму, он промчался по ступенькам на сцену, выхватил из-под полы пальто тяжелый армейский наган и открыл беспорядочную стрельбу по артистам и по зрителям.
В первый момент никто не понял, что произошло. Потом началась паника. Солдаты вскочили, схватились за винтовки. Но было поздно. Одна из пуль попала в газовый рожок, вспыхнул газ. Огненный сноп пламени перекинулся на портьеры, на декорации. Начался пожар.
Дальше был хаос. С жуткими воплями люди вскакивали со своих мест, толкались в дверях. Огонь охватывал всю большую площадь. Пламя перекинулось в зрительный зал. Из оркестровой ямы бежали музыканты.
Надо было спасаться, но Володя оказался совсем близко к огненной стене пламени на сцене и поэтому увидел то, что никто больше не видел. По телу стрелка прошли судороги, он выронил оружие и упал вниз, извиваясь в мучительном припадке. Тело выгнулось в дугу так сильно, что едва ли не висело в воздухе, касаясь опоры только затылком и пятками. А затем рухнуло вниз и неподвижно застыло. Незнакомец был мертв. Еще мгновение – и тело его охватило пламя. Вслед за остальными Володя бросился к выходу.
Пожар в Оперном театре в марте 1925 года вошел в историю Одессы. Огонь бушевал до самого утра. Пожарные команды и солдаты, присланные на подмогу, сбивались с ног. Как всегда в Одессе, проблемой оказалась вода. Ее не хватало, и пламя уничтожало удивительный памятник архитектуры. Город не спал, потрясенный этим страшным событием.
К утру пламя удалось погасить. Но стало ясно, что театр понес большие потери – почти полностью выгорела сцена, серьезно пострадал зрительный зал. Было понятно, что в ближайшее время спектаклей не будет и понадобится много сил и средств, чтобы все это восстановить.
На рассвете в бывшем зале Городской думы на Думской площади заседала специальная комиссия. Как редактор самой крупной газеты в городе Володя Сосновский был приглашен на нее. И скоро стало ясно, что он является одним из главных фигурантов.
– Ваша задача – придерживаться официальной версии! Вы обязаны опубликовать информацию, что возгорание произошло из-за утечки газа. Это все, что должны знать люди, – убеждали Володю.
– Но ведь это неправда! – Обостренное чувство справедливости не позволяло ему промолчать. – Люди видели стрелка из зала… и убийства!
– Это другая сторона вопроса! – Начальник одесской милиции, прищурившись, смотрел на него. – Мы займемся этим расследованием. А вот пугать людей и сообщать об этом в газете совершенно не обязательно.
– Но люди не идиоты! – Сосновский был возмущен до глубины души. – Все говорят о случаях, которые уже были в городе. Убийство гадалки в районе Жеваховой горы, расстрел в «Канители»… Везде было одинаково – убийца умер, едва нанес удар. В городе происходит что-то нехорошее. Люди волнуются. Нужно их успокоить хотя бы тем, что идет расследование!
– Ваше успокоение вызовет в городе панику, а это совсем не в интересах следствия, – заявил начальник милиции.
Председатель ЦК Компартии в Одессе внимательно слушал их перепалку.
– Значит, так, товарищ Сосновский, – в конце концов резюмировал он, – придерживаться официальной версии. Вам будет выдана бумага, чтÓ публиковать в газете. О том, что произошло в Оперном театре на самом деле – ни слова! Если хоть одна лишняя строчка появится – ответите головой! И учтите, ваша буржуйская самодеятельность закончилась. Мы здесь не в игрушки играем. Вы редактор партийной газеты и обязаны придерживаться политики партии. Отправляйтесь писать нужный нам материал!..
Глава 12
Сосновский открыл дверь своим ключом и остановился на пороге квартиры. Ему мучительно не хотелось возвращаться домой. С каждым днем он все сильней и сильнее ненавидел затхлый запах этих комнат, унылую, однообразную Спиридоновскую и дом, вернее одноэтажный флигель, похожий на перевернутое корыто. Странно было думать так о доме, и Володя сам не понимал, с чем связана такая непонятная ассоциация, но ничего поделать с этим он не мог.
Вот уже не один месяц Алена пилила его, требуя переехать в более приличную квартиру, соответствующую его новому положению главного редактора самой крупной газеты в городе. Но Сосновский страшно противился этому – и совсем не потому, что был так привязан к тесным и унылым комнатам на Спиридоновской. Просто ему всегда было сложно принять решение. И он не выносил, когда на него давили. Сколько Володя себя помнил, так было с самого раннего детства. Когда на него давили и что-то резко требовали, он всегда делал наоборот.
