Соль с Жеваховой горы - [38]

Было бы достаточно правильных действий охранников, чтобы пресечь восстание в корне. Однако выяснилось, что начальник всей охраны двух заводов, который должен был бы организовывать их работу, сбежал в неизвестном направлении, бросив свой пост. Охранники – такие же крестьяне, как и их собратья в селе, – разбежались. А к восставшим крестьянам присоединились и другие села. Люди требовали хлеба, требовали прекратить отбирать продовольствие. Воспользовавшись всеобщим хаосом, с завода принялись бежать рабочие. Большинство тащили с собой еще не обработанный сахар. Заводы остановились. Среди начальства началась паника. В ставку Котовского в Херсонской области был послан срочный гонец – ведь сахарные заводы принадлежали именно ему.

Оценив всю серьезность ситуации, Котовский решил наведаться на заводы сам, прихватив с собой первую кавалерийскую бригаду, которой по-прежнему командовал Михаил Няга.

До зубов вооруженные конники прибыли в село ночью и мгновенно приняли на себя бой, победа в котором стала быстрой и очень жестокой.

Часть восставших крестьян полегла под саблями котовцев, которые, после поражения в борьбе с отрядами Махно, соскучились по настоящим боям и были рады возможности реабилитироваться хоть так, одержав такую легкую победу. Остальных задержали не применяя оружия и арестовали на месте.

Арестованных вывели за пределы села, где заставили копать ров. Затем принялись расстреливать. Убивали без всякой пощады всех, кого поймали прямо на улицах села, не делая исключения для женщин.

Вскоре в селе остались только дети и старики. Детей погрузили в подводы и увезли в город, чтобы распределить по детдомам. А стариков бросили на произвол, прекрасно зная, что те скоро умрут сами. Непокорное село перестало существовать. Жестокость расправы поразила окрестные села так сильно, что они зареклись бунтовать. Рабочие были в принудительном порядке возвращены на заводы. Бывшие охранники – посажены в местную тюрьму. На время пребывания Котовского в Умани охраной заводов стали заниматься люди из его отрядов.

Ров с трупами засыпали прямо среди белого дня – Котовский прекрасно знал, что никто не будет интересоваться его деятельность по подавлению бунтов среди местного населения. А если поинтересуются – дадут очередной орден. Жесткость расправы была оправданной: бунт было необходимо подавить в корне.

Котовский, Мишка Няга и несколько полевых командиров разместились в огромном административном корпусе завода, где для приезда начальства были выделены специальные комнаты, обставленные даже с роскошью.

Первый вечер на новом месте закончился грандиозной попойкой и оргией. Ради Котовского согнали местных девушек не старше двадцати лет, насильно врываясь в хаты и забирая их. Впрочем, некоторым из них удалось бежать и спрятаться в пролеске. В конечном счете люди Котовского во главе со своим бессменным командиром так сильно напились, что им было не до плотских утех. Как известно, алкоголь и разврат – вещи не всегда совместимые.

На следующее утро, мучаясь с похмелья головной болью, Котовский занялся делами. Он пытался отыскать следы пропавшего Зайдера. Ему во всем вторил Мишка Няга. Но поиски результата не дали. Служебная квартира Мейера была пуста, а сотрудники завода не знали, куда он делся. Котовский рвал и метал. Мишка Няга только посмеивался.

Кабинет, в котором устроился Котовский, стал напоминать проходной двор. К середине дня он протрезвел настолько, что осознал – дела на заводе идут совсем не блестяще. Воровали все, в том числе начальник охраны, сбежавший Зайдер. В запале Григорий велел расстрелять во дворе завода главного бухгалтера. Мишка Няга продолжал посмеиваться.

Наконец Котовский не выдержал и поинтересовался, почему его друг все время смеется.

– Ты можешь всех тут пострелять, – улыбаясь, ответил Мишка, – но и без того каждая собака знает, что Зайдер подался до Одессы.

– Как до Одессы, давно?

– Да уж как с месяц будет, – Мишка пожал плечами, – люди в Одессе его видели. Мои люди.

– Зачем он туда? – нахмурился Котовский.

– А ты сам как думаешь? – продолжал смеяться Мишка.

– Ничего я не думаю! – огрызнулся Григорий. – Хочешь что сказать – говори!

Кабинет к тому времени заполнился людьми – многие из работников прямо в присутствии шефа занимались конторскими делами.

– Вернуть надо Зайдера! И того… К ногтю! – перестав улыбаться, решительно заявил Мишка, усевшись верхом на стол и болтая ногами, на которых красовались блестящие кирзовые сапоги – верх роскоши в захолустной Умани. – Ты ошибку сделал, что сюда его завез. Вот теперь сам и страдаешь!

– Да какое мне до него дело? – хмыкнул Котовский. – Подумаешь, очередная одесская вошь! Сколько я таких на фронтах грохнул!

– Тех, кого грохнул, те лежат, – ответил Мишка, – а вот Зайдера ты уже не поймаешь, и это большая твоя ошибка.

– Да какое мне до него дело! – повторил Григорий. – Что ты вечно каркаешь, как ворон!

– Ворон – вестник несчастья, но он всегда прав, – убежденно произнес Мишка Няга, – и Зай­дер станет твоим несчастьем.

– Поясни, – нахмурился Котовский, которого смутил убежденный тон Мишки.

– Сдаст он все твои липовые тонны сахара, что ты по продразверстке в Красную армию поставить был должен. Сдаст – как пить дать! – хмыкнул Няга.