Сокровище змеелова - [18]
Джура фыркнула.
– Скоро тебе не захочется меня благодарить.
Она отвернулась, и Мика смотрел, как Джура уходит в дальний тёмный конец пещеры. Некоторые змеи ласково и преданно тёрлись о её ноги. Она исчезла в темноте, и до Мики донёсся резкий звук: будто что-то обтёсывали на точильном станке.
Когда через мгновение она снова появилась, испуганный взгляд Мики упал на сверкающее копьё, которое она держала в руке. Один конец был отколот, и оружие походило на обрубок какого-то длинного копья или пики, хотя и сейчас выглядело не менее устрашающе.
Джура проследовала в дальний угол пещеры и снова скрылась из виду. Мика обернулся к Илаю.
– Что она делает?
Илай пожал плечами и сунул руки в карманы. Однако Мика заметил, как обычно бесстрастное лицо мужчины слегка подёргивается.
Он услышал тихий шёпот, доносившийся откуда-то из глубины тёмной пещеры. Ответом ему стал глубокий рокочущий стон, который Мика слышал немногим раньше. Он снова посмотрел на Илая, но лицо того уже сковало мрачно-каменное выражение.
Внезапно из дальнего конца пещеры раздался рёв; Мика обернулся на него и увидел ярко-красное свечение, пылающее в темноте. Оно растекалось по камням, озаряло женщину багровым нимбом и падало на нечто огромное и неопределённой формы.
Красное свечение разгоралось.
Это был поток огня. На его фоне вырисовывались вытянутые руки женщины, которыми она удерживала копьё прямо в центре пламени.
Мика сглотнул.
Рёв ослабел до хриплого дыхания, и красный огонь внезапно погас. Джура вышла из тени и быстро зашагала по пещере, держа перед собой копьё, которое теперь отливало ослепительным жёлто-белым светом.
Когда она приблизилась, Мика почувствовал нестерпимый жар. Он обернулся к Илаю, но того не было рядом.
Он посмотрел на Джуру, она кивнула, и Мика понял, что Илай стоит позади него. Он и охнуть не успел, как Илай завёл ему руки за спину, одной рукой крепко сжал запястья, а второй обхватил за шею и сдавил челюсти.
Джура подошла совсем близко, её глубокие зелёные глаза старательно избегали его умоляющего взгляда. В одной руке у неё была палка, в другой – раскалённое копьё.
– Зажми, – сказала она, сунув палку ему в рот.
Боясь ослушаться, Мика сделал, как велели. Он вцепился зубами в дерево. Копьё Джура держала на весу, тем временем развязывая бинты, чтобы обнажить раны. Жар согрел его лицо – а затем и грудь.
Мика бился и вырывался, как испуганная лошадь, его глаза бешено вращались. Илай усилил хватку.
Мика почувствовал, как ногти-крючки разрывают кожу возле раны, и ощутил приближающийся жар копья…
– Что сделано, должно быть исправлено, – тихо сказала она своим надтреснутым дрожащим голосом; в её глазах сияла неистовая решимость.
Она прижала раскалённый наконечник копья к рваной ране у него на груди.
Зашипела кровь, запахло горелым мясом; копьё всё глубже вонзалось в тело Мики. Он так крепко впился зубами в кусок дерева, что, казалось, челюсть вот-вот сломается, – но ничто не могло унять эту боль. Боль, которая проникала прямо в сердце; жгучая, сверлящая, дикая. Боль, которую не вынести.
Челюсть разжалась; палка вывалилась и со стуком упала на пол. Но Мика этого уже не услышал.
Глава шестнадцатая
Мика снова оказался на равнине; перед ним стояла Серафита…
Её глаза – два бездонных чёрных омута – были широко распахнуты от удивления. Как Мика и надеялся, она забежала на конюшню проведать своего жеребца Пешнега. Первый раз Мике удалось подкараулить её одну с тех пор, как он увидел тот поцелуй на балконе хозяйского дома.
После работы он прокрался на конюшню и больше трёх часов прождал на сеновале в надежде поговорить с ней. И когда он услышал громкие шаги во дворе, он мигом скатился с лестницы и очутился возле стойла Пешнега.
От её красоты у него перехватило дыхание. От одного лишь взгляда на Серафиту от мог лишиться дара речи и предстать перед ней полным дураком и косноязычным мямлей.
Серафита покраснела; нежно-малиновый румянец расцвёл у неё на щеках и залил тонкую шею. Её блестящие чёрные волосы были распущены и струились по обнажённым плечам: вместо костюма для верховой езды Серафита была одета в облегающее платье, усыпанное сверкающим жемчугом. На груди её поблёскивала брошь с вздыбленным жеребцом, обрамлённым драгоценными камнями.
– Серафита! – сказал Мика; он знал, что говорить надо шёпотом, но с трудом сдерживался. – Мне нужно было увидеть тебя. Ты как будто избегаешь меня после праздника. Разве ты не слышала, как я кричал совой под твоим окном? Каждое утро, каждый вечер я прячусь на сеновале – но ты посылаешь конюхов ухаживать за Пешнегом. Это совсем не похоже на тебя, Серафита…
Но она молчала и будто бы приросла к полу: глаза широко распахнуты, рот открыт, на прекрасном лице – паника.
– Серафита, – продолжал Мика; и тут он на одном дыхании выпалил все слова, которые хотел сказать ей эти четыре долгих дня: – Кто был с тобой на балконе вашего дома? И почему ты целовала его? Серафита?..
Мика мучительно переживал, что не может унять дрожь в голосе; в горле стоял ком.
– Серафита, пожалуйста… Скажи что-нибудь…
Он сделал шаг в её сторону и был потрясён, заметив, что она вздрогнула. Только тогда он оторвал взгляд от её лица и посмотрел через её плечо на дверь конюшни.
