Сокровища древнего кургана - [39]

— Понял.

— Ну и молодец.

Вадим улыбнулся и на какое-то время задумался, потом обернулся, спросил вдруг:

— Вишен хочешь?

Я удивился и чуточку растерялся.

— Хочу. А что, есть?

— Будут. — Вадим широко провел рукой, указывая на степь. — Тут будут. Вокруг, через шесть-семь лет. И яблони, и груши, и сливы… До отвала с тобой наедимся, а?

Я рассмеялся.

— Ха, да через семь лет моего духа здесь не будет, не то что…

— Убежишь?

— Укачу.

— Куда же это?

Я беспечно махнул рукой.

— А хоть куда! Надоела мне жарища да пыль. Ни речки, ни леса. Пусть живут здесь те, кому все это нравится. Вадим бросил на меня искоса быстрый взгляд.

— Вон ты какой…

— Какой? — вздернулся я, почувствовав в его тоне что-то обидное.

Вадим сосредоточенно двигал рычагами, разворачивая бульдозер, выровнял его, произнес, кивнув влево:

— Видишь вон те круглые кустики?

— Перекати-поле, что ли?

— Их. Тоже вот сидят на родной земле, растут, цветут, а сами поджидают случая, чтобы сорваться с корня и катить неизвестно куда. Гонит их ветер иной раз за сотни километров, пока они не застрянут где-нибудь, да так и останутся там, пока не сгниют…

— Я не перекати-поле.

— Понятное дело… Но мысли-то какие: «укачу», «надоело», «пусть другие тут живут»… Чуешь, а?

Я не ответил. Ну и разговор получился! Хоть открывай дверцу и выпрыгивай из кабины.

Вадим, не дождавшись ответа, тоже примолк, переключив все внимание на работу. Машина слушалась его, как живая: она то резво разворачивалась, то отступала, то, опустив нож, устремлялась вперед, гоня перед собой огромный земляной вал. Я засмотрелся на Вадима — так спокойно, ловко и красиво работал он. Даже обида прошла.

Вадим повернул ко мне свое загорелое, слегка припорошенное пылью лицо:

— Ну что, отошел маленько? Я не сдержался, засмеялся:

— Отошел!

Вот ведь какой — все замечает, все понимает!

— А я, брат, отсюда — никуда! — произнес он раздумчиво. — Столько работы! Говорят, собираются еще один канал строить, там, севернее, где-то у Бурлы.

И подмигнул мне дружелюбно, совсем по-свойски, будто мы были с ним давно знакомы.

— Вот так-то, подлетыш, дорогой мой Костя Брыскин. Сбежать — штука нехитрая.

В это время мы увидели на высоком ворохе земли Алексея Степановича. Он махал рукой.

— Все, — сказал Вадим, останавливая бульдозер. — Вас созывают. — Хлопнул меня по плечу. — Давай газуй, а будет время — приходи в гости. На вахту. Мы теперь с вами как-никак соседи.

Я кивнул.

— И ты приходи к нам. Ко мне. Некоторые ваши уже давно бывают в Ключах.

— Кто такие?

— Фамилий не знаю. Одного зовут Вова, другого Симочка. Скреперисты-бульдозеристы.

Вадим засмеялся:

— Ну, звонари… Вон один скреперист работает, — ткнул он пальцем куда-то назад.

Я выглянул: там медленно взад-вперед ползал неуклюжий каток, утрамбовывая дорогу.

— Это — Симочка. А Вова укладывает полиэтиленовую пленку… Часто бывают?

— Да будто бы нет. Видел два раза. Симочку. Недавно. С какой-то сумкой. Тяжелой.

Вадим вдруг насторожился.

— С тяжелой? Как узнал?

— Да разве не видно? Нес, едва по земле не волок. А что?

Тут раздались нетерпеливые автомобильные гудки. Я заторопился:

— Побежал… До свидания, Вадим.

— Так приходи.

— Обязательно. Может, на той неделе… В общем, как выберу время.

Однако судьба распорядилась иначе: я прибежал уже на другой день.

Ехали мы к поселку строителей полные впечатлений. Буланка не закрывала рот, восхищалась увиденным, слышалось ее знаменитое «ой, как романти-и-ично!». Эвка сидела у кабины рядом с Колькой Денисовым и с интересом листала его альбом. Пока нам готовили обещанные Георгием Демьяновичем пельмени, Валерий Федорович показывал вахту. Так строители называют свой временный поселок. Он весь состоит из колесных вагончиков: несколько спальных, красный уголок, столовая, магазинчик и даже баня.

Мы быстро обегали безлюдную вахту, осмотрели все, что было возможно, заглянули в каждый вагончик, но ничего особенного в них не увидели. Лишь одно бросалось в глаза — чистота; ни одной койки не заправленной, у окон тумбочки, покрытые белыми салфетками, на них кое-где даже полевые цветы в стаканчиках. И всюду пучочки белесого степного полынка — для запаха.

— Ну все, ребятки, — сказал Микрофоныч, — идемте, нас приглашают к столу.

Прямо на воздухе, под тентом, стояли накрытые столы. А я замешкался. Уже было совсем начал спускаться по небольшой лесенке, да глаза вдруг остановились на фотографии, что висела над одной из коек. Небольшая серенькая фотография, но что-то в ней было такое, что я тут же убрал ногу со ступеньки и вернулся в вагончик. Вернулся и замер в изумлении: на меня глядели три улыбающихся солдата. Двое крайних были в фуражках с лихими чубами и усиками, третий, средний, — в пилотке, а на груди его блестела медаль…

Не может быть! Неужели дядя Максим? Точно — он! И сомневаться нечего. Но как попала эта карточка сюда, на стройку, в этот тесный вагончик, пахнущий полынком?.. Кто повесил ее тут?

Я почти не притронулся к «фирменным» пельменям — аппетит пропал.

Глава двадцать третья Загадка проясняется

Я долго не мог уснуть — заново переживал нашу экскурсию. Все, что увидел за день, все, что слышал, вдруг нахлынуло на меня, начисто отогнав сон. Но какие бы мысли ни толкались в моей голове, я не переставал думать о серенькой фотографии с тремя молодыми улыбающимися солдатами…