Сокровища баронессы фон Шейн - [39]

– Ты права, – сказал он ласково, продолжая прижимать ее к себе. – Ты должна исполнить свой долг. Иди и поддержи профессора в его последние дни. Иди, любимая. Я буду рад любой весточке от тебя.

Ольга радостно вскрикнула, обняла его за шею, и их губы слились в страстном поцелуе. Потом она, оглядываясь, побежала по аллее, стуча каблучками, а он смотрел ей вслед, думая, что благие помыслы очищают душу. День, теплый и солнечный, казался великолепным, особенным, пышная зелень деревьев радовала глаз, напоминая райские кущи, любимая женщина представлялась ему ангелом, спустившимся с небес, чтобы осчастливить его.

Воронский решил не ехать домой, а пройтись еще немного и навестить старого друга, князя Федора Белокурова, с которым редко встречался последнее время. Федор знал о его неземной любви и почему-то не одобрял выбор приятеля. Оленька Цабель не казалась ему совершенством, наоборот, он не понимал, что в ней, мещанской выскочке, находили мужчины. Это вызывало споры, впрочем, заканчивавшиеся довольно мирно. Воронский считал: все дело в том, что Белокуров почти не знал Оленьку. Вот когда они познакомятся поближе, его друг не сможет не оценить все благородство ее души. Он полюбит ее так же, как и Воронский. Занятый своими мыслями, молодой человек едва не попал под колеса какого-то богатого экипажа и пришел в себя лишь тогда, когда знакомый голос насмешливо окликнул его:

– Ты что, брат, здоров ли?

Александр заморгал, словно спустившись с небес, и уже через секунду оказался в объятиях Белокурова.

– Федор, ты как здесь? – удивленно проговорил он, еще находясь во власти чар своей возлюбленной. – А я к тебе путь держу, представляешь?

Широкое, скуластое лицо Белокурова озарилось улыбкой:

– Ты серьезно? Я был уверен, что ты позабыл своих друзей из-за прекрасной мадамы. Сдается мне, раньше в это время ты еще кормил с ней уточек в парке. Не спрашивай, откуда мне это известно. Я сам люблю этот парк и видел вас там неоднократно. – Он потащил приятеля в экипаж. – Что скажешь об обеде у Парамонова? В его ресторане подают лучшего фазана в вине.

Граф, не думавший о еде (ибо другие мысли занимали все его существо), вдруг почувствовал, что проголодался.

– Фазан в вине – это прекрасно, – кивнул он. Федор обрадовался и похлопал его по плечу своей пухлой белой рукой:

– Вот и отлично. Поехали.

Возница слегка стукнул кнутом красивого гнедого мускулистого коня, и экипаж помчался по улице.

– Так почему ты сегодня не с ней? – поинтересовался Белокуров и тут же оборвал себя: – В конце концов, можешь не отвечать, это не мое дело.

– Нет, мой дорогой друг, я все расскажу. – Граф решил, что Федору можно довериться. Во-первых, ему хотелось поведать кому-нибудь о своей любви, во-вторых, объяснить, что происходит на самом деле, чтобы, когда Оленька станет его законною супругой, в обществе о ней не ходили разные слухи. – Сейчас мы будем реже видеться, – почти шепотом сказал Воронский. – Так решила Ольга. У нее несчастье в семье. Одну проблему я помог ей уладить, но тут же возникла вторая, и мы оба бессильны что-либо сделать.

Белокуров удивленно посмотрел на друга, не понимая ни слова, и Воронский поспешил объяснить:

– Видишь ли, дорогой, я предложил Ольге уйти от мужа, и она согласилась.

Федор подался вперед и издал пухлыми губами звук, похожий на пистолетный выстрел:

– Она бросает своего профессора? Она решается на такой поступок после того, как он вытащил ее из болота?

Его замечание не понравилось графу, и он так сильно сжал кулаки, что костяшки пальцев побелели.

– Ольга чистая и порядочная женщина, – парировал Александр. – А слухи о ней никогда не имели под собой никакой почвы. Их распространяли люди, называвшие себя благородными и имевшие высокие титулы.

– Если ты о Мишеле Раховском, не такой уж он и плохой парень, – возразил Белокуров со смиренной улыбкой. – Мне приходилось с ним общаться. Он утверждал, что Оленька, жаждая завладеть не только его душой и сердцем, но и состоянием, несколько раз отдавалась ему.

Воронский заскрипел зубами и побелел как полотно.

– Если вы еще раз… – он перешел на зловещий шепот, – позволите себе…

Белокуров поднял руки, словно сдаваясь:

– Ладно, ладно, беру свои слова назад. Может быть, это враки. Но про профессора все же интересно. Как он переживет ее уход? Не мальчик же. Впрочем, об этом нужно было думать раньше, когда Цабель бракосочетался с ней.

– Альберт все знает, – вздохнул Воронский: ему было неприятно об этом говорить. – Знает и практически благословил нас. Он желает Ольге счастья, но она настолько благородна, что не может оставить его в тяжелый момент его жизни.

Федор сощурил зеленые, с золотыми искорками глаза.

– И какой же тяжелый момент наступил в его жизни?

Граф потупился, закусил губу:

– Во-первых, он разорился и был вынужден заложить дом и Ольгины драгоценности.

– Какие драгоценности? – поинтересовался Белокуров.

– Которые дарил ей когда-то, – пояснил Воронский. – Ольга не хотела об этом говорить, и ей пришлось признаться только потому, что я настаивал на том, чтобы она развелась с Цабелем в ближайшее время.

Лоб Белокурова сморщился, он улыбнулся одними уголками губ.