Париж, 1785
В один из морозных зимних дней богато одетая дама чинно вышла из подъезда одного из домов на беднейшей улице Парижа. Прохожим, кутавшимся в воротники пальто, странно было видеть эту женщину в мехах, с сияющими в маленьких ушах бриллиантами, и они смотрели на нее с нескрываемым удивлением. Незнакомка не замечала пристальных взглядов. Ее тонкие губы улыбались, голубые глаза сверкали. Судя по всему, она была счастлива. Сунув в муфту руки, в одной из которых она сжимала маленькую сумочку из черной кожи, женщина зашагала к экипажу, одиноко стоящему чуть в стороне. Сначала она не обратила никакого внимания на группу из трех оборванцев – подростков, которые шли за ней по пятам. Один из них перегнал женщину и перегородил ей дорогу:
– Тетя, дай монетку на хлебушек.
Дама вздрогнула:
– У меня ничего нет, мальчик. Ступай откуда пришел.
Два других присоединились к товарищу:
– Тетя, тетя, дай монетку!
Женщина испуганно озиралась по сторонам. Как назло, улица внезапно опустела.
– Тетя, а мы не верим, что у вас ничего нет, – заявил высокий и тощий как жердь подросток с белобрысым чубом. – Дайте свою сумочку.
Дама заметалась, как испуганная птица, но оборванцы, прижав ее к стене дома, вырвали из рук муфту вместе с сумочкой и растворились в сумерках.
«Там было сто луидоров», – крутилось в голове аристократки. Господи, зачем она взяла так много? Ведь она не собиралась жертвовать этой самозванке королевской крови большую сумму и не пожертвовала. Что же теперь делать? Она собралась с силами и двинулась к своему экипажу, который оставила за два квартала. Конечно, это была глупость. Глупо стыдиться благотворительности. Наверное, за это ее и наказали высшие силы.
Разумеется, она не видела, как трое ее обидчиков, подождав, пока экипаж скрылся из виду, вынырнули из темноты, направились к тому подъезду, из которого вышла их жертва, поднялись по обшарпанной лестнице на второй этаж и постучали в дверь. Она сразу открылась, и в темном коридоре показалась фигура в белом халате.
– Вот. – Самый высокий протянул кошелек. Тонкая изящная рука открыла его и дала по золотому каждому из мальчиков.
– Надо бы прибавить, – сказал белобрысый.
– Обойдетесь. Для вас это целое состояние, – шепотом проговорила хозяйка квартиры. – Возможно, завтра нам так же повезет.
– Хотелось бы, – прогнусавил самый маленький. – Ладно, хозяйка, мы на стреме. Сегодня, наверное, уже никто не придет, а завтра с утра встанем на вахту.
– Да пораньше, – напутствовала их женщина. – Не провороньте свое счастье.
Кивнув на прощание, мальчишки ушли, тихо переговариваясь о барышах, которые удалось заработать за день. Такая работа им нравилась. Главное – осторожность. Не дай бог, они попадутся на глаза какой-нибудь ограбленной ими дамочке и она натравит на них полицию. Но для того, чтобы жертва причинила им неприятности, она прежде должна узнать своих обидчиков. А это не такое легкое дело. Тысячи оборванцев, похожих на этих мальчишек как две капли воды, бродили по Парижу в поисках наживы. На всякий случай завтра они облачатся в другие лохмотья и сильнее обмажутся грязью. Как говорится, береженого бог бережет. Радость от заработанных денег била через край, и парни выражали ее криками и гиканьем.
В тот момент они не думали о женщине, предоставившей им такой заработок, и не подозревали, что она была не менее счастлива. Подумать только, пять самых богатых дам Парижа, сами того не зная, подарили ей свои кошельки. Еще немного – и можно обзавестись драгоценностями, красивыми платьями и экипажем, а потом просить кредит у банкиров. Однажды один человек из высшего общества сказал, что кредиты охотнее выдаются тем, кто приезжает в собственных экипажах. Что ж, он был совершенно прав.
Дивногорск, 2017
Юля проснулась от громкого чириканья воробьев на подоконнике и, открыв глаза, сразу их зажмурила. Яркий, прямой, как линейка, луч солнца, просочившись между красными, как густой томатный сок, занавесками с белыми полосками, упал на ее овальное лицо с маленьким вздернутым носом, покрытым едва заметными веснушками, чуть тронул пухлые губы, особенно верхнюю, слегка загнутую (за такие многие платят пластическим хирургам большие деньги), пощекотал высокие скулы, пушистые темные брови, переместился на волосы цвета спелой ржи и остановился на длинных ресницах.
– Дай мне поспать, – прошептала девушка, закрываясь ладошкой, но бродяга-луч упорно не хотел оставлять ее, ослепляя и заставляя встать, словно говоря: «Уже много времени, лежебока. И дел, кстати, сегодня у тебя много». Улыбнувшись, Юля вскочила и бросила взгляд на часы с кукушкой, гордость покойной бабушки. Кукушка давно не куковала, превратившись в дряхлого инвалида. Еще недавно она вылезала из гнезда, чтобы издать хриплые звуки и со скрипом исчезнуть, однако вот уже год у нее не хватало сил сделать даже это. Что случилось с механизмом и можно ли починить часы, Юлю не интересовало. Даже если мастер вынесет им смертный приговор, они все равно останутся висеть на стене, не гармонируя с современными моющимися обоями – в память о любимой бабушке. Да и дед никогда бы не позволил снять их и бросить на антресоли, где уже валялось много всякой всячины.
