Сокровища атанов - [2]

Семен отбросил несколько камней и протиснулся в отверстие. Снова скрутил и зажег фитиль. Коридор уходил далеко, извиваясь, как ящерица. Пахло гнилой древесной трухой.

Идти становилось все труднее. Приходилось перелезать через обвалившуюся породу, протискиваться в узкие отверстия. Семен понял, что спичек ему не хватит, и начал экономить их. По временам шел в полной тьме, выставив вперед руки, будто слепой. Иногда он поспешно чиркал спичкой, тревожно думая, что первая коробка подходит к концу.

Он начал прокладывать дорогу через новый завал, проклиная тех, кто так тщательно соорудил его. Темнота шевелилась, звучала сыплющейся землей, и Семену казалось, что его зарывают заживо.

Сдирая кожу на локтях, он проник в следующую пещеру. Зажег спичку и увидел в двух шагах от себя дубинку. Рядом с ней стоял закрытый крышкой сосуд, похожий на грушу. Семен взял в руки дубинку. Впрочем, он ошибся. Это была не дубинка, а палка, обернутая на конце просмоленным войлоком. Он снял крышку с сосуда. В нос ударил острый запах нефти.

«В спешке забыли факелы, — подумал он. — Да здравствует спешка и забывчивость древних!»

Он макнул палку в нефть, чиркнул спичкой и протянул факел вперед. В стенах коридора замерцали, радужно переливаясь, выходы кварца.

Семен бодро двинулся в путь. Но теперь он почувствовал жажду. Губы пересохли. Он открыл банку рыбных консервов, выпил соус, но это не помогло.

Внезапно заметил впереди несколько ответвлений пещерного коридора. Какое из них выбрать? План не давал четкого ответа. Может быть, неточно перерисован? Рывком сбросил сумку и лихорадочно начал рыться в ней. Куда запропастилась плитка?

Вот и она! Нет, он не ошибся и точно скопировал план. Просто синяя краска на линии стерлась. Надо же, чтобы именно в этом месте! Делать нечего, придется самому выбирать направление.

Одно ответвление почти полностью загородила обрушенная порода. Может быть, именно через этот обвал лежит его путь?

Он медлил. Растерянный взгляд наткнулся на знак, выцарапанный на стене. Он поднес факел ближе, и на уставшем лице появилась улыбка. Там была стрелка. Ее острие направлялось на почти засыпанное отверстие. Вверху, как оттаина в морозном окне, чернел узкий лаз. Нужно добраться до него. На мгновение Семен пожалел, что рядом нет хотя бы одного из спутников, например Степана Кийчика. Вдвоем было бы легче.

И Семен разозлился на себя и даже на Степана, который вечно надоедал расспросами, а теперь, когда был нужен, не оказался рядом.

Пламя факела колебалось, тени то надвигались со всех сторон, то расходились;

«Отступаешь от своих принципов, старик», — презрительно сказал он себе, и, как всегда в таких случаях, это подействовало. Ему было почти все равно, что думают о нем другие. Главное, что думает о себе он сам. А поблажек себе он не давал и никогда не выискивал «смягчающих вину обстоятельств».

Семен ухватился за выступ, изо всех сил подтянулся, оперся ногой о камень и через минуту был уже по ту сторону лаза. Тяжело дыша, присел на землю и вытер пот сразу почерневшим платком, притронулся ко лбу, чтобы смахнуть прядь волос, и отдернул руку. Она была холодной и влажной. Сначала он ни о чем не мог думать — просто отдыхал, а потом очень ясно представил лицо Нины в профиль: небольшой лоб, прямую линию носа, ярко накрашенные губы, округлый подбородок. Семен знал, что она его любит.

Ему нравилось, что женщина с профилем, похожим на древние римские барельефы, так неравнодушна к нему.

Его часто мучила совесть. Он боялся, что другие заметят выражение ее глаз и будут над ней смеяться. Но другие не смеялись. И тогда он сам начал подшучивать над ней, правда только наедине.

Он подумал: «Это, конечно, плохо. Но что я могу поделать? Я люблю, когда меня любят, но никого не заставляю ни влюбляться, ни помогать мне. Вот сейчас мне бы пригодились спутники. Но их нет — я иду один. И все равно дойду».

Семен тяжело поднялся, отряхнулся и снова пошел вперед. Очень хотелось пить.

Он то шел, то полз, и ему все время казалось, что он слышит ускоренное тиканье часов на руке. Глаза устали смотреть на пламя факела и слезились. Но когда он закрыл их, то продолжал видеть кровавое пламя.

Семен открыл глаза и прямо перед собой у стены коридора увидел кувшин. Подполз к нему. Это был не мираж. Обычный глиняный кувшин, плотно закрытый кожаным колпаком и заслонкой. На нем тот же знак, что и на скале. Семен снял заслонку и крышку. Наклонил факел. Пламя, вернее, отражение его заколебалось в кувшине. Он втянул носом воздух. Пахло водой, пресной и прохладной. Он знал, что это обман. И просто, чтобы не оставалось сомнения, наклонил сосуд. Прохладная влага омыла его воспаленные губы. Он не мог удержаться и жадно глотнул. Еще и еще. Захлебнулся, закашлялся и в ярости, продолжая кашлять, раздирая гортань, глотал слегка солоноватую воду, имеющую странный привкус, как будто в нее что добавляли. Может быть, для того, чтобы она за все долгие столетия не испарилась и не испортилась…

Семен провел ладонью по шероховатой поверхности кувшина, и ему показалось, что он притронулся к чьей — то натруженной руке. Нет, кувшин не могли просто забыть. Отчего-то вспомнилось, как Мария Александровна, отложив работу и забросив домашние дела, три дня сидела над систематизацией описаний последних раскопок, чтобы он мог наметить дальнейший путь поисков. И как вместе с другими поздравляла его с удачей; «Мы гордимся, что работаем вместе с вами». И при этом забыла поправить сбившийся на сторону кружевной воротничок.