Сократ. Введение в косметику - [66]

Шрифт
Интервал

Здесь мы нападаем на новый очень интересный факт: наряду с общеизвестными тремя родами внешних раздражений (значит, объектов внешнего мира) – 1) безразличных, 2) неприятных (т. е. вызывающих неудовольствие), 3) приятных, – мы обнаруживаем четвёртый род, раньше отождествлявшийся с третьим: существенно отличны в эмоциональном отношении (а классификация внешних объектов здесь нас интересует только в этом отношении) объекты, дающие удовольствие только путём устранения имеющегося чувства неудовольствия, и объекты, обладающие способностью, вызывая незначительное неудовольствие, устранить и само удовольствие, замещая его гораздо более значительной радостью. Такие объекты (назовём их «созидающими радость»), простейшим примером которых является наше вкусное кушанье, и должны стать наиболее серьёзной ценностью культурных людей; впрочем, не только объекты: такими же свойствами обладают и многие человеческие действия, как, например, танец, игра.

Но много ли таких объектов и действий? – Больше, чем думают. Но прежде чем переходить к рассмотрению наиболее типичных из них, остановимся немного на переходных формах, чтобы понять природу этого очень интересного психического явления – рождения радости.

1. Нам не холодно, неудовольствия мы не переживаем; однако, попадая в прямые тёплые лучи солнца, мы получаем удовольствие. Почему? – Лучи солнца вызывают ряд зудов в нашем теле, интенсивно затем устраняя их; наиболее отчётливое неудовольствие, возникшее под влиянием лучей солнца, – неудовольствие от ощущения холода, раньше не бывшего и возникшее при неравномерном нагревании тела; убывание этого неудовольствия путём постепенного согревания всего тела и ведёт к удовольствию. По этому типу построено очень большое количество эмоциональных переживаний: слабое неудовольствие, неудовлетворённость, потребность – вытеснены другими переживаниями; но появление в поле сознания объекта, который мог бы устранить забытый зуд, пробуждает этот зуд, потребность.

2. Разлука с дорогим нам человеком, конечно, доставляет значительное страдание, но продолжаясь долго, ведёт к постепенному ослаблению страдания. Если этот человек неожиданно теперь появляется, то радость может показаться возникшей не в качестве чувства убывания печали. В действительности, появление любимого нами человека вызывает очень быстро протекающие ассоциативные образы периода разлуки: все бывшие страдания разлуки воспроизводятся в сознании, и интенсивное устранение этих образов и страданий реальным образом любимого даёт сильную радость. Радость продолжается не один момент потому, что долго происходит периодическое воспроизведение прежних страданий и их интенсивное устранение. В частности, так называемых «слёз радости» не бывает, – это те же «слёзы печали», нахлынувшей благодаря ассоциациям от реального образа любимого; но в виду кратковременности ассоциативно возникающего страдания, интенсивно вытесняемого, оно обычно не замечается. Это другой очень частый тип переживаний радости: страдание, неудовольствие, зуд возникают благодаря пробуждённой данным объектом усиленной деятельности ассоциаций, т. е. возникают как эмоциональные воспоминания, и интенсивное устранение неудовольствия тем же объектом даёт яркую радость. Здесь надо обратить внимание на новый важный факт: длительность удовольствия, радости зависит (если не всегда, то часто) от ритмической смены влияния на нас данного объекта: он-то вызывает ассоциативные неудовольствия или вообще зуды, то устраняет эти зуды, давая радость; эта смена влияний в большой степени зависит от колебаний в направлении нашего внимания то внутрь себя, то вовне, к объекту, реальный образ которого вытесняет образы памяти.

3. Третий тип переживаний радости, наиболее интересный для нас, может быть представлен следующим примером: в течение многих лет мы привыкли к малоподвижной жизни учёного; никогда мы не чувствуем потребности пробежаться, никогда не переживаем неудовольствия от привычной размеренной походки и от отсутствия иных движений. Но однажды нас почти силой завлекают на загородную прогулку в весёлой компании молодёжи, втягивают в очень подвижную игру в какие-нибудь горелки. И вот, по мере продолжения игры, мы замечаем, что она даёт нам всё большее удовольствие, – не благодаря ассоциациям, например, к детству, – их может и не быть, – а благодаря чему-то другому: здесь пробудился, лучше даже сказать – родился вновь, тот очень слабый, остающийся обычно незамеченным зуд, который в детстве бывает у всякого, – зуд растущих органов, в данном случае, главным образом мышц. У детей он возникает самопроизвольно благодаря росту, развитию тела, и сумма этих зудов есть потребность игры, у нас, с нашими мышцами, много лет производящими небольшую монотонную работу, зуд не возникает самопроизвольно: но игра, в которую нас втянули, заставляя мышцы производить новую для них работу, рождает в них этот зуд, сначала слабый и дающий при своём устранении путём сокращения мышцы лишь небольшую радость; а каждое сокращение мышцы ведёт к появлению зуда, каждое следующее сокращение удаляет этот зуд и рождает новый, уже более сильный; так постепенно, по мере хода игры, зудом охватываются все мышцы нашего тела, возникает ритмически появляющаяся и уже заметная для сознания потребность игры, удовлетворение которой, собственно устранение которой (так как потребность – сумма зудов, требующих устранения) даёт интенсивное удовольствие. В этом типе характерна смена влияний объекта (или действий), то возбуждающего зуд, то устраняющего его, как и в предшествующем типе, но есть два существенных отличия: в третьем типе эмоциональных состояний:


Рекомендуем почитать
Власть предыстории

Проблема происхождения человека, общества, зарождения и становления древнейших социальных феноменов всегда оставалась и по сию пору остается одной из самых трудных и нерешенных в науке. Новизна книги И. Ачильдиева не только в остроте гипотезы, объясняющей, по мнению автора, многочисленные загадки процесса антропосоциогенеза с позиций современной науки. Некоторые положения книги носят спорный характер, но такая дискуссионность необходима для формирования современных представлений о закономерностях развития общества.


От Достоевского до Бердяева. Размышления о судьбах России

Василий Васильевич Розанов (1856-1919), самый парадоксальный, бездонный и неожиданный русский мыслитель и литератор. Он широко известен как писатель, автор статей о судьбах России, о крупнейших русских философах, деятелях культуры. В настоящем сборнике представлены наиболее значительные его работы о Ф. Достоевском, К. Леонтьеве, Вл. Соловьеве, Н. Бердяеве, П. Флоренском и других русских мыслителях, их религиозно-философских, социальных и эстетических воззрениях.


Марсель Дюшан и отказ трудиться

Книга итало-французского философа и политического активиста Маурицио Лаццарато (род. 1955) посвящена творчеству Марселя Дюшана, изобретателя реди-мейда. Но в центре внимания автора находятся не столько чисто художественные поиски знаменитого художника, сколько его отказ быть наёмным работником в капиталистическом обществе, его отстаивание права на лень.


Наши современники – философы Древнего Китая

Гений – вопреки расхожему мнению – НЕ «опережает собой эпоху». Он просто современен любой эпохе, поскольку его эпоха – ВСЕГДА. Эта книга – именно о таких людях, рожденных в Китае задолго до начала н. э. Она – о них, рождавших свои идеи, в том числе, и для нас.


Терроризм смертников. Проблемы научно-философского осмысления (на материале радикального ислама)

Перед вами первая книга на русском языке, специально посвященная теме научно-философского осмысления терроризма смертников — одной из загадочных форм современного экстремизма. На основе аналитического обзора ключевых социологических и политологических теорий, сложившихся на Западе, и критики западной научной методологии предлагаются новые пути осмысления этого феномена (в контексте радикального ислама), в котором обнаруживаются некоторые метафизические и социокультурные причины цивилизационного порядка.


Магический Марксизм

Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.