Сократ. Введение в косметику - [65]
Философия есть теория поведения, при котором человек мог бы достигнуть максимума радости при минимуме печалей. После долгих исканий мы можем ответить на поставленный в заголовке этой главы вопрос о различии философии культивирующихся и философии культурных.
Философия культивирующихся – это система наукообразных норм поведения, данная в виде связанных друг с другом фактов науки, вероятных предположений, личных мнений философа, его личных идеалов, его идеалов, которые он хотел бы навязать другим, и т. д.; все эти мнения, желания, знания приведены в систему без различия их научной ценности, все они приравнены по ценности к фактам науки; в общем, поэтому её можно охарактеризовать как систему наукообразных мнений, предлагаемых в качестве норм поведения.
Философия культурных – это наука, т. е. система знаний, полезных человеку в его практическом поведении, в построении им своей жизни, в выработке норм поведения; это наука, способствующая каждому человеку построить свою жизнь так, чтобы получить от неё максимум радости и минимум печали, – способствующая, как способствует каждая наука: предупреждая от ошибок, указывая наиболее пригодные методы, напоминая области возможного поведения и т. д. Где знание не достигнуто, там она предпочитает оставить недоговорённость, указывая на опасность в этом месте или предположительное мнение с учётом степени его вероятности.
Но мы указали лишь формальное различие философий, не сравнивая их содержания; о содержании культурной философии – вся книга. Формальное же свойство философии культурных, – то, что она есть система руководящих знаний, – устраняет необходимость обсуждать вопрос о полезности философии: как наука о поведении она, конечно, полезна, независимо от того, даёт ли она нормы поведения или нормы методов для установления норм поведения. Вопрос же о полезности ошибок – для него ещё найдётся место.
IV. Наиболее серьёзные ценности не слишком серьёзных людей
Ум стал культурным – это не значит, что дальше двигаться некуда; наоборот, здесь-то и открываются необъятные просторы, – просторы творчества целей. Устранение зудов, возникающих в организме помимо «желания» – это единственная цель, которую организм ставит перед умом, и которую ум выполняет. Сверх же этой цели ум может полагать какие угодно цели. Но цель есть цель для действий; действия же могут побуждаться только зудом, целью может быть только устранение зуда. Поэтому творить цели – значит создавать зуд; вот первое открытие ставшего культурным ума. И вторая эпоха истории культуры, эпоха культурного ума, есть эпоха творчества целей, эпоха созидания зудов; а это значит, что она – эпоха созидания радостей. Потому что радость, удовольствие не существует без неудовольствия, зуда.
Удовольствие – не самостоятельное чувство; оно возникает лишь при устранении неудовольствия, зуда; удовольствие – это чувство убывания зуда. Но, во-первых: сила удовольствия не зависит от силы устраняемого неудовольствия, т. е. устранение очень сильного страдания может дать едва заметное удовольствие и устранение очень слабого зуда может привести к значительной радости; во-вторых: сила удовольствия зависит от качества устраняемого неудовольствия: устранение неудовольствия, связанного с ощущением боли, приводит к очень незначительному удовольствию, устранение неудовольствия психического происхождения может быть источником очень сильной радости; в третьих: сила удовольствия зависит от интенсивности, скорости убывания неудовольствия: освобождение от опасности даст большую радость, если совершается быстро, и меньшую радость, если опасность исчезает медленно и постепенно.
Этими фактами объясняется ошибочное мнение, признающее существование «чистых» удовольствий, не требующих для своего возникновения предшествующих неудовольствий: эти предшествующие неудовольствия всегда имеются, но они не были замечены вследствие их малой интенсивности и краткости существования. Дело в том, что эти неудовольствия, зуды, могут отсутствовать (по крайней мере, в сознании) до появления объекта, который считают объектом, дающим чистую радость; но в момент его появления возникает неудовольствие, зуд, очень интенсивно, быстро вновь исчезающий, что и даёт сильное удовольствие. Наиболее отчётливо это можно заметить в удовольствии, с которым мы едим какое-либо очень вкусное кушанье, не будучи голодными: голода не было, не было неудовольствий, зудов, побуждающих есть; но мы увидели кушанье и… появилось удовольствие от его съедания? Нет, появился аппетит, т. е. сумма зудов, обусловленных усиленным слюнотечением при виде кушанья, действием кушанья путём обоняния, а затем и вкуса, на мозговые центры питания (причём их возбуждение есть зуд, требующий устранения), и т. д. Чувство убывания этих зудов и есть удовольствие от еды.
Здесь мы нападаем на новый очень интересный факт: наряду с общеизвестными тремя родами внешних раздражений (значит, объектов внешнего мира) – 1) безразличных, 2) неприятных (т. е. вызывающих неудовольствие), 3) приятных, – мы обнаруживаем четвёртый род, раньше отождествлявшийся с третьим: существенно отличны в эмоциональном отношении (а классификация внешних объектов здесь нас интересует только в этом отношении) объекты, дающие удовольствие только путём устранения имеющегося чувства неудовольствия, и
