Сократ. Введение в косметику - [63]

и успех дрессировки тем больший, чем легче и чем в более чистой форме они вызываются; отсюда понятно, что животные, наиболее склонные к подражанию, наиболее пригодны к дрессировке: подражание есть выявление психической каталепсии, и степень подражательности есть степень лёгкости вызвать психическую каталепсию (слово «психический» в приложении к дрессировке я употребляю условно, лишь для отличия интересующих нас процессов от мышечных параличей и каталепсии).

Но в человеке эти механизмы внушения почти никогда не действуют в чистой форме, в частности, мировоззрение никогда не вырабатывается настоящей дрессировкой; и прежде всего потому, что очень богатая ассоциационными путями нервная система человека весьма податлива третьей форме воздействия внушений – психической конвульсии. Конвульсия противоположна параличу, как усиленная деятельность противоположна бездействию. Психическая конвульсия как результат внушения имеет много общего с периодом возбуждения, возникающим под влиянием ряда наркотиков: спокойно работавшая перед тем нервная система под влиянием необычного раздражения приходит в возбуждённое состояние, мысли текут более быстро, пробуждаются по ассоциации с внушаемыми образами образы противоположные, и т. д. Такая психическая конвульсия гипнотизируемого очень нередко встаёт перед гипнотизёром в качестве непреодолимого препятствия, заставляющего отказаться от проведения сеанса с данным лицом, потому что всякое внушение вызывает у гипнотизируемого яркие образы противоположного характера; также у слушателя лекции, проповеди, у читателя книги – с самого начала пробуждаются часто образы противодействующие внушаемым образам, производится их критика и т. д.; кто не испытал этих конвульсий в виде бессонной ночи после захватывающей мыслями книги, беседы, лекции?! Конечно, и гипнотизёр, и лектор, и проповедник путём неустанно повторяющихся внушений могут сломить почти всякое противодействие; почти нет людей, на которых не могло бы подействовать достаточно долго и часто повторяющееся внушение, если оно ведётся очень искусно – искуснее, чем как ведёт своё противодействие подвергающийся внушениям; в области мировоззрений совершенно не податливыми внушениям могут быть только наиболее культурные, наиболее всесторонне разработавшие своё мировоззрение (ненормальных лиц, конечно, мы не касаемся). И иногда бывает, что если долго бывшее противодействие сломлено – дальнейшие внушения идут особенно успешно; но в большинстве случаев внушаемая идея лишь шаг за шагом подчиняет себе психику, и не прекращающиеся психические конвульсии ведут к переработкам внушаемого мировоззрения, к рассмотрению с его точки зрения частных случаев жизни и т. д. Когда, наконец, завоевание психики внушаемым мировоззрением доведено до конца, когда конвульсии прекратились, – психика имеет, действительно, своё мировоззрение, свою философскую оценку, правда, внушённую, но продуманную, пережитую иногда весьма изменённую в сравнении с той, которая внушалась.

Конечно, психические конвульсии могут быть весьма разных степеней; конечно, нарисованная картина борьбы мировоззрений может наблюдаться только в психике наиболее одарённых лиц, у единиц среди миллионов; а ведь и миллионы имеют мировоззрение, философскую оценку, – как спорить с фактами? Где же искомый критерий культивирующегося ума?

Но критерий найден. Критерий культивирующегося – наличность у него философской оценки, – пусть внушённой, но органически впитанной им, пережитой, проводимой в жизни, – пусть не очень последовательно и не всегда, но не трафаретно, а с признаками живой мысли, с колебаниями в новых сомнительных случаях требующихся поступков, с желанием найти наиболее соответствующую философской оценке форму поступка. Наличность такого мировоззрения говорит о минувших конвульсиях, может быть слабых, но доказывающих свершившуюся переоценку, признание каких-то отброшенных оценок ошибочными.

Много ли таких культивирующихся? – Не знаю. Не все, но и не единицы; может быть, меньшинство. Меньшинство? Но что же представляет собой большинство, все эти многомиллионные христиане, магометане, буддисты? Разве их христианство, ислам, буддизм не есть их мировоззрение, их философия? – Кажется, нет. Несмотря на то, что они готовы пойти на смерть за свою религию, несмотря на то, что они возводят своих «еретиков» на костёр за отступление от ортодоксальной религии, – всё же их религия не впиталась в них органически, не переживалась ими, а является лишь насевшей на них, правда, очень толстым слоем, но сверху, традицией, результатом долгих однообразных внушений, не пробуждавших конвульсии, почти дрессировавших. Лишь для меньшинства те же религиозные воззрения являются философией. Значит, большинство – не «культивирующиеся», а просто «некультурные»? Чем же в таком случае они отличаются от наиболее диких народов? Тем, что на них насела традиция, которой нет на диких; чтобы отличить одних некультурных от других, назовём некультурных с традицией цивилизующимися. Потому что культура и цивилизация относятся друг к другу как внутренний и внешний процесс.