Сократ. Введение в косметику - [61]

, – для этого достаточно различия в мышечных ощущениях или в ощущаемых состояниях каких-либо других органов при четырёх и пяти «лаяниях». В иной, более сложной форме дрессировки, результат может показаться даже поразительным и создавать впечатление вполне сознательного отношения дрессируемого существа к математической операции с числами: животное (или ребёнок) дрессируется сначала на подачу однотипных знаков (лай, крик, дёргание ногой и т. д.) в соответствующем количестве на звучания «один», «два», «три» (уже сказано, что для этого не требуется у дрессируемого животного способности к счёту, к представлению количества); затем животное дрессируется, если оно оказывается способным к тому, давать одну за другой две различных реакции по получении двух раздражений, например, раздражение: «один плюс два», – реакция: один воспитанный знак и вслед за ним два таких же знака («плюс» в раздражении не является предметом дрессировки, если не говорить о незначительной работе над тем, чтобы это звучание не мешало животному); наблюдатель считает количество знаков в ответе и насчитывает их три; но результатом дрессировки является только следование одной за другой двух разрозненных реакций.

Теперь посмотрим, что происходит в процессе обучения. Прежде всего, очевидно, что нельзя научить давать правильный ответ на вопрос: «сколько будет два плюс один?», не научая предварительно каждому из пяти участвующих в вопросе слов, т. е. не производя какой-то предварительной работы по «воспитанию условных рефлексов» на каждое из этих слов, не создавая каких-то ассоциативных групп вокруг слов «один», «два», «плюс»; нельзя научить, но можно выдрессировать, – этим сказано всё, чтобы признать за опытами Бехтерева интерес в решении вопроса, чему можно выдрессировать собаку, и чтобы предложить Бехтереву раз и навсегда прекратить выдавание своих опытов за решение тех же вопросов, которыми занимается психология, но в иной, «рефлексологической» плоскости, – выдавание, которое создаёт нелепые представления у молодёжи, сбивая её с толку, и которое – всё равно, знает ли об этом сам Бехтерев, или не знает – совершенно не соответствует действительности. Объективный, рефлексологический, физиогномический подход к психическим процессам очень важен, но он должен быть очень умелым, а умелым он может быть только тогда, когда он следует за хорошим психологическим анализом того же процесса, – иначе рефлексолог будет совершенно беспомощен в том, чтобы существенные рефлексологические черты отличить от несущественных, даже в том, чтобы вообще в хаосе рефлексов усмотреть некое единство, – он будет так же беспомощен, как если бы, будучи глухим и не имея представления о звуках, он захотел найти закономерность между иероглифами, на которые смотрит дирижёр оркестра, называя их партитурой (раздражение), – и тем своеобразным «танцем», который производится дирижёром и оркестрантами (рефлексы, реакция). Мы на примере Бехтерева видим, какие закономерности может устанавливать такой рефлексолог.

Но вернёмся к вопросу об обучении. Рассматривать его только рефлексологически – значит уподобиться нашему глухому «рефлексологу». Потому что в обучении главное – выработка понимания слов и понимания их комбинаций; установивши это, мы могли бы с большим успехом вернуться к объективному (но не только рефлексологическому, а вообще физиологическому) рассмотрению обучения, – но для этого физиология ещё слишком плохо знает нервную систему; мы можем только сказать, что в основе понимания лежат какие-то очень сложные ассоциативные (не в психологическом только, а и в физиологическом смысле) процессы; можем приблизительно указать, какие части коры должны быть ассоциированы для понимания данного слова. Дальше, психологически мы устанавливаем, что понимание может быть разных степеней, что высшая степень понимания обуславливается большим количеством ассоциаций, что в частности сюда могут входить ассоциации к двигательным центрам коры и что вследствие этого понимание может выявиться «рефлексологически», и также очень различно, в зависимости от степени понимания.

О дрессировке и обучении мы заговорили в связи с вопросом о внушении философской оценки. Внушение (о его природе я высказывался в ряде работ) лежит в основе и дрессировки и, частично, обучения; несомненно, легко можно выдрессировать попугая и трёхлетнего ребёнка произносить без запинки «категорический императив» Канта, и Бехтерев примет результат дрессировки за наличие у попугая философской оценки: ведь имеется налицо словесное выражение, а в наукообразности и нормативности категорического императива никто не сомневается. Считая вопрос достаточно выясненным, мы можем теперь сказать:

1) Данное словесное выражение может быть философской оценкой только у того, кто понимает его наукообразность и нормативность; а понимать это – значит понимать способы использования данной оценки в конкретных случаях поведения; объективно, «рефлексологически», это понимание выражается в том, что понимающий указывает целесообразное использование оценки в конкретных условиях поведения