Сократ. Введение в косметику - [60]

Шрифт
Интервал

, при его понимании обучения и при его методах работы, это удастся, – всё дело только в количестве времени, которое он затратит (я сказал: попугаю; дело в том, что мы приняли в числе характеристик философской оценки её словесную формулировку; поэтому собака не была бы подходящим материалом для Бехтерева, попугай же, – а Бехтерев, кстати, занимался ими, – вполне подходит). Всё дело в том, что Бехтерев не понимает разницы между дрессировкой и обучением, как не понимают этого дети, употребляющие второе слово вместо первого; но дети не понимают разницы потому, что судят о дрессировке исключительно по аналогии с теми субъективно-психическими следами, которые обучение оставляет у них, а Бехтерев не понимает потому, что отказался от субъективно-психологического подхода к чему бы то ни было, а без такого подхода дрессировку понять легко, обучение же – очень трудно, – хотя возможно, но для этого надо быть лучшим «рефлексологом», чем тем, каким является Бехтерев; потому-то хорошим рефлексологом может быть только хороший психолог, а Бехтерев – психолог очень плохой (об этом – ниже).

Сравним два случая на вопрос чему равно 2+3?

1) Нормальный человек отвечает: пять;

2) Дрессированная собака Бехтерева (если она будет выдрессирована) лает пять раз.

Бехтерев видит в этих двух случаях полное сходство, и позволяя себе воспользовался «субъективистическим языком психологии» (Бехтерев позволяет себе это обычно только там, где это как раз не позволительно), он скажет: «Собака умеет производить арифметическое сложение». А психолог (и хороший рефлексолог) скажет, в этих двух случаях одно и то же раздражение вызвало одну и ту же реакцию вследствие совершенно различных причин (или благодаря совершенно различным нервным процессам). Рассмотрим эти два случая – сначала с «рефлексологической» точки зрения, и для сравнения с собакой возьмём ребёнка, начавшего обучаться счёту и сделавшего приблизительно те же «успехи», что и собака. Прежде всего: пусть собака дрессировалась на 2+3 и не дрессировалась на 3+2; в таком случае вторую задачу она «не решит», – это уже достаточное указание на разницу во внутренних процессах обоих случаев (указание, что и человек не решил бы, если бы не дрессировался также и во втором направлении, будет неверным, если он мог ещё «дрессироваться» на простейших числах, то в области многозначных чисел на каждой комбинации он никак уж не мог «дрессироваться»; на ребёнке это легко можно было бы проверить путём специального обучения его счёту с избеганием задачи 3+2; но только не поручать этого обучения ребёнка Бехтереву! – он будет дрессировать, а не обучать его, и результаты получатся сходные с собакой! Я ведь не утверждаю даже, что собаку нельзя научить арифметическому счёту; но ни собаку, ни кого бы то ни было нельзя научить теми методами, которые применяет Бехтерев). Впрочем, результат этого испытания собаки будет зависеть от метода дрессировки, – собака может дать правильный ответ и на второй вопрос (форму дрессировки, связанную с фокусничеством, как, например, подача собаке сигнала, где надо, для прекращения лая, – я исключаю, конечно; однако в опытах Бехтерева с «мысленным внушением» было допущено нечто вроде этого, хотя, надеюсь, не сознательно). Далее, очень интересно обратить внимание на скорость реакции (количество времени, протекающее между постановкой задачи и ответом), – почти с уверенностью можно сказать, что реакция будет значительно более быстрой у собаки в сравнении с ребёнком, и это будет ясным показателем того, что в мозгу собаки происходит гораздо более простой процесс, чем в мозгу ребёнка. Можно было бы найти и много других рефлексологических различий в том и другом случае, однако об этом не имеет смысла говорить отвлечённо от конкретной дрессированной собаки. Но во всех подобного рода сравниваемых случаях одинакового ответа на одинаковый вопрос, получаемого в одном случае – путём дрессировки (пример дрессировки у человека – зубрёжка), – в другом – путём обучения, необходимо отметить одну существеннейшую рефлексологическую разницу, которую Бехтерев обязан был заметить, – что умение, полученное обучением, после очень незначительных указаний, используется в практической жизни, если к тому представляется нужда, умение же, полученное дрессировкой, остаётся без использования, если, дрессировка, столь же сложная, не идёт дальше; если дрессировка доведена до использования в практической жизни, то умение, полученное обучением, отличается от «умения», полученного дрессировкой, тем, что использование первого умения происходит в значительно отличающихся друг от друга случаях, второе же умение используется лишь в очень сходных друг с другом случаях. Но для того чтобы признать различие нервных процессов, лежащих в основе сравниваемых реакций, нет даже нужды исследовать фактическую разницу рефлексов; достаточно принять во внимание разницу методов обучения и дрессировки, чтобы не оставалось никакого сомнения в различии нервных процессов, лежащих в основе сравниваемых реакций; в простейшем случае дрессировки (на взятом примере) задача заключается в том, чтобы воспитать условный рефлекс на звуковое раздражение: «два плюс три», причём воспитываемый рефлекс в виде пяти «лаяний» не требует, конечно, от собаки умения


Рекомендуем почитать
Событие. Философское путешествие по концепту

Серия «Фигуры Философии» – это библиотека интеллектуальной литературы, где представлены наиболее значимые мыслители XX–XXI веков, оказавшие колоссальное влияние на различные дискурсы современности. Книги серии – способ освоиться и сориентироваться в актуальном интеллектуальном пространстве. Неподражаемый Славой Жижек устраивает читателю захватывающее путешествие по Событию – одному из центральных концептов современной философии. Эта книга Жижека, как и всегда, полна всевозможных культурных отсылок, в том числе к современному кинематографу, пестрит фирменными анекдотами на грани – или за гранью – приличия, погружена в историко-философский конекст и – при всей легкости изложения – глубока и проницательна.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.


Пришвин и философия

Книга о философском потенциале творчества Пришвина, в основе которого – его дневники, создавалась по-пришвински, то есть отчасти в жанре дневника с характерной для него фрагментарной афористической прозой. Этот материал дополнен историко-философскими исследованиями темы. Автора особенно заинтересовало миропонимание Пришвина, достигшего полноты творческой силы как мыслителя. Поэтому в центре его внимания – поздние дневники Пришвина. Книга эта не обычное академическое литературоведческое исследование и даже не историко-философское применительно к истории литературы.


Современная политическая мысль (XX—XXI вв.): Политическая теория и международные отношения

Целью данного учебного пособия является знакомство магистрантов и аспирантов, обучающихся по специальностям «политология» и «международные отношения», с основными течениями мировой политической мысли в эпоху позднего Модерна (Современности). Основное внимание уделяется онтологическим, эпистемологическим и методологическим основаниям анализа современных международных и внутриполитических процессов. Особенностью курса является сочетание изложения важнейших политических теорий через взгляды представителей наиболее влиятельных школ и течений политической мысли с обучением их практическому использованию в политическом анализе, а также интерпретации «знаковых» текстов. Для магистрантов и аспирантов, обучающихся по направлению «Международные отношения», а также для всех, кто интересуется различными аспектами международных отношений и мировой политикой и приступает к их изучению.


От Достоевского до Бердяева. Размышления о судьбах России

Василий Васильевич Розанов (1856-1919), самый парадоксальный, бездонный и неожиданный русский мыслитель и литератор. Он широко известен как писатель, автор статей о судьбах России, о крупнейших русских философах, деятелях культуры. В настоящем сборнике представлены наиболее значительные его работы о Ф. Достоевском, К. Леонтьеве, Вл. Соловьеве, Н. Бердяеве, П. Флоренском и других русских мыслителях, их религиозно-философских, социальных и эстетических воззрениях.


Терроризм смертников. Проблемы научно-философского осмысления (на материале радикального ислама)

Перед вами первая книга на русском языке, специально посвященная теме научно-философского осмысления терроризма смертников — одной из загадочных форм современного экстремизма. На основе аналитического обзора ключевых социологических и политологических теорий, сложившихся на Западе, и критики западной научной методологии предлагаются новые пути осмысления этого феномена (в контексте радикального ислама), в котором обнаруживаются некоторые метафизические и социокультурные причины цивилизационного порядка.


Магический Марксизм

Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.