Сократ. Введение в косметику - [64]

Но в таком случае не слишком ли высоко оцениваем мы массу, желая создать или хотя бы только говоря о философии масс? Может ли быть таковая? Способно ли большинство к психической конвульсии? Не вызовет ли у большинства людей любая философская оценка только психический паралич и психическую каталепсию, и не насядет ли она на них новой традицией или вместо, или даже поверх прежних? – ?…

* * *

Критерий культурного? – Этот вопрос более сложен. Прежде всего, вопрос об отличии культурного от культивирующегося следует рассмотреть не как вопрос оценки, а как вопрос факта. А факт, нужный для решения вопроса, освёщен мной в последней главе «Темпераментов»: он заключается в том, что культура ведёт к росту коры мозга, постепенно всё более господствующей над подкорковыми центрами, неизбежный результат – ослабление власти инстинктов над поведением человека, по крайней мере, власти их в первоначальной форме. Чувство неудовольствия, психический «зуд» – вот единственная основа действий, движений живого существа, зуд внутри организма (первоначально в виде голода) ведёт к движениям хватательным и удерживающим, зуд на поверхности – от внешнего раздражения ведёт к движениям отталкивающим и «избегательным» (частная форма – убегание). Вот основа психики; движение есть устранение зуда. То, что называется инстинктом, есть наследственно передаваемая группа зудов, которые при господстве подкорковых центров ведут к наследственно передаваемым же группам движений, обуславливающим сохранение рода. Условно можно говорить о трёх основных комплексах зудов и соответствующих движений и эти комплексы столь же условно называть инстинктами – самосохранения, продолжения рода, сохранения рода. С ростом коры мозга зуды обычно остаются, но относимые к коре, они приводят нередко к существенно иным формам движений, – устраняющим зуд, но не имеющим биологической «ценности», «бесполезным» с биологической точки зрения. В том-то и заключается роковая опасность культуры и развития коры для жизни человека, что кора находит много способов устранения зуда; ведь никаких инстинктов не существует, существуют только зуды и их устранение; видимость инстинктов остаётся только до тех пор, пока организм не нашёл биологически «бесполезных» или «вредных» способов устранения зуда; и раньше организмы находили такие способы – но такие организмы и их роды вымирали.

Вот этот-то процесс исчезания видимости инстинктов, процесс нахождения ряда чуждых друг другу способов устранения зудов – этот результат роста коры и есть процесс культивирования ума. И культурным ум (или человек) становится тогда, когда он понял все влечения и отвращения организма и психики как сумму зудов, которые, как неприятные, действительно требуют устранения, но каких-нибудь обязательных способов устранения зуда не существует, любые способы позволительны; если не все способы равноценны, то только потому, что одни устраняют зуд быстрее, другие медленнее, одни на более долгий срок, другие на более короткий, и т. д. Культурным ум становится тогда, когда он понял, что для организма единственно важным является устранение зудов, – когда он понял, что единственная самоценная цель поведения, действий человека – устранение зудов.

Напоминаю, что я говорю не о каких-то идеалах – своих или чьих угодно, не об идеальном образе культурного человека, каким я хотел бы его видеть. Я говорю о фактах. Хотим мы или не хотим, но человек будущего – таков. И в этом – основа цинизма культурного человека. Цинизм как признак культурности – это даже не философская норма, не указание пути к культурности, – это только факт. Цинизм культурного человека – это даже не мировоззрение его, а неизбежное следствие растущей науки. Как для культивирующегося стало ясным, что 2×2=4, как рано или поздно для него становится ясным (фактом науки), что единственная цель всех действий человека – получить радость или избежать печаль, – так для культурного станет ясным фактом науки, что ничего слишком серьёзного не существует, потому что самое, даже единственно серьёзное – зуд в нашем организме, какая-то чесотка, которую мы по своей некультурности принимали то за голос бога, то за голос долга, строили в честь неё храмы, выдумывали нравственные законы, охранявшие неприкосновенность зудящих мест или диктовавшие производить торжественные пышные церемонии перед устранением зуда. Мерещившиеся нам алмазы, золотые горы, боги, ужасы ада, всё, что мы признавали слишком серьёзным, – всё это было только галлюцинацией, созданной нашим зудящим телом, нашим сознанием, не понимавшим, что это только зуд, что надо только протянуть руку и почесать зудящее место, – и в этом почёсывании высшая ценность, единственно возможное богоподобное всеблаженство.

Не философская норма, а факт описательной, анализирующей науки – эта релятивизация ценностей. И критерий культурного ума – не принятие на веру этого факта науки, а признание его несомненным на почве действительного изучения науки. И культурный может заблуждаться; но от этого убеждения он может отказаться только будучи пьяным или в бреду. Кому цинизм внушён, тому можно внушить и отказ от цинизма; но такой внушённый цинизм не будет признаком культурности, даже если внушение сопровождалось значительными конвульсиями.