Сократ. Введение в косметику - [68]

себя признающим то и сменяющим то, что ни он, ни кто другой не в состоянии признать, что не может сменить. И, однако, это не значит, что его ошибка только словесная, что фактически он не ошибается. Фактическая ошибка здесь в оценке вещей, приводящей человека к ограничению себя радостями, даваемыми или обещаемыми одной группой вещей, которая считается безотносительно ценной, и к отказу от других радостей.

8. Итак, самопознание – вот основа для достижения человеком максимума радости и для сведения печалей до минимума. Самопознание приводит человека к отказу от признания чего-либо слишком серьёзным, потому что самым серьёзным оказывается столь незначительная вещь, как зуд в организме и его устранение; а дополнительное познание вещей как средств устранения зуда открывает человеку возможность устранить любой данный зуд многими способами, из которых хотя бы один всегда найдётся в распоряжении человека, и благодаря этому человек, уже путём самопознания пришедший к не слишком большой серьёзности, становится совсем не слишком серьёзным, так как единственное, что могло делать его серьёзным – назойливый зуд, – теперь может быть устранён без большого труда. Самопознание же приводит человека к учёту всех имеющихся, периодически возникающих и могущих возникнуть и нём зудов, и даёт ему невозможность строить своё поведение, подбирать для себя «вещи», «ценности» так, чтобы в его жизни был минимум печалей; а учёт зудов, устранение которых даёт большую радость, указывает человеку путь достижения, сообразуясь с реальными условиями своей жизни, максимума радостей, – не максимума в сравнении с другими людьми, а максимума, возможного в реальных условиях данного человека.

9. Самопознание можно и следует облегчать путём изучения науки об организме и особенно психике человека; но самопознание не может быть заменено изучением науки, и не только потому, что наука не в состоянии исчерпать всех индивидуальных особенностей людей и, значит, дать человеку знание его самого, а и потому, что знать – в философии это больше, чем г де-нибудь, значит: уметь; и даже не только уметь, – но и: делать. А для этого мало прочесть в книге, что нет ничего слишком серьёзного, и согласиться; необходимо согласиться не на словах, а всем своим существом, на анализе своих собственных переживаний убедиться, что это так, остановить себя на десятках самых «возвышенных», самых «святых» своих метаний, стремлений, идеалов и увидеть в них только зуд, – увидеть, а не «согласиться». Вот почему Сократ заставлял своих учеников в течение ряда лет заниматься самопознанием, чтобы в конце концов они познали только то, что сам Сократ мог сказать им в одну минуту.

* * *

Такова сущность сократовой философии. Такова основа философии культурных. Таковы философские «нормы», к которым неизбежно придёт XXI век. Нравится нам, или не нравится, а 2×2=4.

А не нравиться может; и по ряду причин. Может не нравиться всякого рода идеалистам… Кстати, что такое идеалист? Так как идеалист не всегда ходит под своим именем, а иногда даже и под противоположным, то стоит немного остановиться на этом вопросе. Идеализму следует противополагать не материализм, а реализм, и философская их противоположность в том, что идеалист начинает строить философию с построения идеала, с точки зрения которого он далее рассматривает, оценивает и иногда объясняет реальность; а реалист начинает с изучения реальности, фактов и, исходя из них, строит цель. Процесс развития идеалистического мировоззрения всегда напоминает процесс развития психического заболевания, особенно паранойи: нормальный раньше человек начинает постепенно всё более суживать круг своих интересов, всё больше сосредоточивает своё внимание на исключительных, редких явлениях реальности; на тех, которые доставляют ему наибольшую неприятность, забывая об остальных; неприятность объектов его внимания кажется ему всё большей и большей, превращаясь в абсолютное зло, в заговор против него; теперь круг неприятных объектов расширяется, – но уже не путём расширения внешнего внимания, а путём истолкования прочих объектов по аналогии с предыдущими. Постепенно все люди оказываются преследователями больного, весь реальный мир стал злом для идеалиста, – период бреда преследования в зените. Потом начинают возникать вопросы: почему он, идеалист, находится в этом мире зла? В ответ возникают предположения, переходящие в догадки, потом в уверенность: потому что он, больной, представляет собой что-то очень значительное – наследника престола, которого хотят лишить короны, пророка и т. п.; потому что его, идеалиста, душа имеет божественное происхождение, но поселена в злом теле за грехи, для испытания и т. д. Теперь мысли о преследованиях, о зле постепенно забываются, – внимание сосредотачивается на мыслях о короне, о добре, создаются всё более яркие образы царского бытия, пребывания души в идеальном мире; реальность стушёвывается перед яркостью образов фантазии, идеальный мир стал большей реальностью, чем мир реальный, бред величия достиг апогея. А затем начинается распад психики, от царя остаются одни бумажные короны, от сверхнебесного мира – благо, настолько благостное, что о нём ничего нельзя сказать, даже того, что оно существует, и оно ничего из себя не представляет (так было у Плотина); и наконец – оба мажутся своими нечистотами, одни – видя в них царскую благовонную мазь, другой – считая испытание всех зол вернейшим путём к небу.