Сократ. Введение в косметику - [48]
1) остаток влияния на судей прежних защитительных аргументов теряется;
2) у слушателей, стоящих на стороне Сократа, и у позднейших читателей «Апологии» создаётся впечатление крайней правдивости Сократа, которая и привела его к «мученическому концу»;
3) у них же создаётся впечатление трагичности облика Сократа;
4) судьи озлобляются, и проигрыш процесса становится почти несомненным, при чём ни у кого не возникает догадки, что Сократ сам старался о проигрыше (Сократ знал, что люди слишком глупы, чтобы догадаться об этом, – недаром же он был всю жизнь экспериментатором человеческой глупости).
И процесс, конечно, был проигран. Дальше, с помощью второй речи, Сократ без труда добился наиболее эффектного приговора – к смерти, после этого оставался один шаг до бессмертия, шаг самый опасный. Если до вынесения приговора Сократ мог допускать улыбку, то теперь она была недопустима; одна улыбка – и трагедия погибла; не менее опасны были и слёзы. В пятом акте трагедии герой должен быть торжественно серьёзным. И Сократ сумел доиграть трагедию до конца: однажды в жизни он перевернулся наизнанку; серьёзный божок выпал наружу, смеющийся силен ушёл внутрь (третья речь «Апологии», «Критон» и «Федон»), ведь Сократ был хитрым циником, и если люди научили Сократа быть фальшивомонетчиком, то фальшивомонетчик своей смертью справлял наиболее циническую победу: торчащие из-за маски бога рога силена люди приняли за золотой ореол мученичества.
V. Об учениках Сократа
Мы видели, что из общепризнанных источников для суждений о Сократе нет ни одного, дающего сколько-нибудь несомненные факты об его личности и учении. И если мы с уверенностью наметили то и другое на основании тех же источников, то объясняется это в большей степени привлечением, хотя и не высказанным, ещё и других источников, давших нам возможность отобрать и отделить в сочинениях Платона и Ксенофонта несомненно Сократические элементы от элементов привнесённых самими писателями. Эти новые источники – не сообщения о Сократе, а сумма влияний, оказанных им на современников; в частности, и Аристофан был для нас интересен не тем, что он приписывает Сократу, а отражением тех влияний Сократа, с которыми комедия борется. И один Аристофан, конечно, был бы не показательным, так как влияние Сократа он легко мог смешать с влияниями других; мы взяли у Аристофана лишь то, что подтверждается, как результат влияний Сократа, также и другими источниками. Эти другие источники о влиянии Сократа на современников – учения и дела лиц, бывших в длительном общении с Сократом. Сократ не может быть ответственным за всё, что говорили и делали его многочисленные ученики; но то, в чём почти все они или, во всяком случае, многие из них совпадали, отличаясь в этом от не-соприкасавшихся с Сократом, с несомненностью можно отнести за счёт влияний Сократа. Сумма дел и учений учеников Сократа – это более надёжный источник для суждений о Сократе, чем прямые сообщения о нём только двоих учеников.
Если данная нами характеристика дела и учения Сократа верна, то в чём ученики Сократа должны были быть сходными? – Прежде всего, конечно, в софистичности, в пользовании и занятиях софистической риторикой. И действительно, чрезвычайно показательно, что один из наиболее ревностных поклонников Сократа, один из самых верных его последователей, бывший с ним в долгом общении – Эвклид основал в Мегаре школу, представители которой слыли спорщиками, были учителями красноречия, софистами. Также и любимый ученик Сократа Федон, создавший элидо-эретрийскую школу, не менее характерен софистической деятельностью. Аристипп и Антисфен, основатели наиболее крупных школ, если не считать Платона, хотя, видимо, и не были спорщиками и софистами в собственном смысле этого слова, но софистические элементы их гносеологической позиции были известны ещё Платону. Платон? Хотя из правила и могло бы быть исключение, но Платон не только не составляет его, но даже подтверждает его особенно ярко; однако о Платоне дальше; здесь стоит только вспомнить, что много позднее Лукиан характеризует основанную Платоном Академию как постоянно занимающуюся произнесением речей за и против одного и того же положения («Дважды обвинённый», иск богини Опьянения к Академии).
Что ученики Сократа как будто далеко не все совпадают с учителем в одной из наиболее бесспорных его черт – в антропоцентрическом утилитаризме, об этом частично будем говорить во второй части. Но совпадение учеников в близком к антропоцентризму пункте – в метафизическом индифферентизме, прикрывавшем «безбожие», в котором Сократ обвинялся и Аристофаном и на суде, и которое старательно отрицали за Сократом его ученики, – это совпадение опять очень показательно. Об издевательствах и даже злобе к богам Антисфена нечего уж и говорить; также и Аристипп указывал на религиозные предрассудки как на мешающие радости человека; Платон, несмотря на свой идеализм, богами интересовался меньше, чем всем другим; также, видно, и Эвклид (оба они, впрочем, мыслили
