Сократ. Введение в косметику - [46]
Скептическая учебная деятельность Сократа есть прямое следствие именно этого развитого симпатического чувства у него. Люди в силу своих ошибок имеют жизнь менее радостную, чем какую они могли бы иметь; и не считая своей обязанностью освобождать всех от ошибок, Сократ всё же старается делать это и во всяком случае не отказывает в такой помощи тем, кто искренне обращается к нему за этим. Не считая обучения своим очень серьёзным делом, Сократ обучает, поскольку увеличение радости других радует и его. И сущность скептической школы Сократа в том, что она готовит циников, научает ни к чему не относиться слишком серьёзно. Скептицизм Сократа – цинический скептицизм уже потому, что он предлагает не искать счастье вовне, а определять его изнутри себя: этим ведь, как мы и видели, отвергаются всякие объективные ценности, возводится в принцип, что в жизни нет ничего слишком серьёзного. Также и утилитаристический антропоцентризм, и этический релятивизм, и метафизический индифферентизм составляют часть Сократова цинизма.
Даже и своему учению об искании блага внутри себя Сократ не придавал очень большого значения: призыв к самопознанию также был для Сократа больше проповедью цинизма: поскольку человек сознаёт, что благо определяется изнутри, постольку тем самым в нём увеличивается циническое отношение к жизни и ко всему в ней как к нестоящему слишком серьёзного отношения, а это было главное для увеличения счастья человека.
Статуэтка насмехающегося силена, раскрывающаяся и содержащая внутри статуэтку серьёзного бога, – вот характеристика, данная Сократу Алкивиадом. «С внешней стороны он выглядит словно вылепленный силен. А раскройте его изнутри, и вы представить себе не можете, сколько в нём благоразумия… Я не знаю, видел ли кто – когда он серьёзен и раскрыт – те статуэтки, что находятся внутри его. Но я раз видел эти статуэтки, и они показались мне столь божественными, золотыми, всепрекрасными, изумительными, что, говоря коротко, по моему мнению, во всём следует поступать так, как прикажет Сократ» (216 DЕ). Насмехающийся софист и поучающий благоразумию скептик – это и есть две стороны Сократа-циника: издевающийся над серьёзностью ошибающихся, пока они не знают своих ошибок, Сократ «раскрывается» для тех, кто сознаёт свои ошибки и хочет от них освободиться, и научает их благоразумию быть не слишком серьёзным – уподобиться тому же смеющемуся силену с более (но не слишком) серьёзным божком внутри. Или: софист пробуждает человека от спячки в царстве ошибок, скептик указывает проснувшемуся путь из этого царства, циник есть цель для проснувшегося.
Здесь уместно будет сказать о том «божестве», демоне, который, как часто говорил Сократ, руководит всеми его действиями, и который послужил к обвинению Сократа в том, что он «вводит новые божества». Едва ли приходится видеть в «демоне» Сократа простую аллегорию его благоразумия, как это делаю наиболее трезвые историки философии (прочие толкования, дававшиеся демону Сократа, настолько не трезвы, что говорить о них не имеет смысла): это безусловно аллегория, но аллегория, прикрывающая собой ту же самооценку Сократом себя, которую мы уже видели у него в форме признания себя единственным мудрецом. Греческое δαίμων соответствует в общем латинскому genius и слова Сократа об его демоне означают ни что иное, как признание им себя гениальным. От Сократова демона ведёт начало учение, что у каждого человека есть свой «гений», который и руководит им, но современное понимание гения вернулось к Сократу, который противопоставлял себя другим: другие не имеют гения, они не гениальны. Сознание Сократом себя как единственного мудреца, постоянное наблюдение человеческой глупости, обнаруживаемой им даже в тех, которые слывут мудрейшими, действительно давало ему основание и право ставить себя выше человека, оценивать свой ум как нечто среднее между умом человека и богом, как демона. Благоразумие – это человеческое обиходное слово – было слишком недостаточным для Сократа; своё превосходство перед людьми Сократ мог выразить только аллегорически, назвавши себя носителем демона, гения, гениальным. И Сократ был вполне прав, говоря, что его демон даёт ему указания в отдельных случаях его жизни: в обычных условиях гениальный человек живёт тем же обычным благоразумием, как и средний человек; но в нужных случаях гениальный человек производит ту колоссальную работу мысли, непосильную среднему человеку, которая и даёт ему возможность усмотреть неподдающееся усмотрению других. Из насмешки и хитрости Сократ поддерживал в окружающих понимание его аллегорического выражения как указания на действительное «божество», но что для самого Сократа «демон» был только аллегорией, с ясностью доказывается уже той иронией, с которой он говорит о демоне, и явно низкой оценкой всех людей в сравнении с собой, – настолько низкой, что он даже не считал возможным относиться к людям иначе, чем как божество, то есть древнегреческий силен.
