Сократ. Введение в косметику - [31]

2) риторику совета, разъяснения поддающихся хотя бы приблизительной объективной оценке факторов поведения;

3) риторику увещевания, проповеди, основывающейся на субъективной оценке факторов поведения. Политическая агитация в большинстве относится ко второй форме; плохо, когда она носит характер третьей формы, хотя в отдельных случаях и политическая речь третьего рода имеет чрезвычайную важность.

Возвращаясь к изложенным Платоном основам риторики, мы легко можем заметить, что хотя психологию следует сделать фундаментом каждой из отмеченных нами форм риторики, но и в различной степени и в различных направлениях, и те психологические проблемы, которые намечаются Платоном, могут быть пригодны только для софистической риторики: учёт оратором тонких различий двух сходных понятий, учёт того, на каких слушателей и при каких условиях будут действовать кроткая, жалостливая, патетическая речь, не говоря уж о прямых указаниях на психологические знания, необходимые для обмана, – всё это пригодно только для софистической речи; большинство других правил Платона могут быть использованы, пожалуй, ещё в проповеднической речи, но тем самым она перейдёт в иезуитскую речь, и лишь немногие наиболее общие и в силу их общности очень неопределённые требования могли бы относиться к риторике обучения и совета.

* * *

Кому – Сократу или Платону принадлежит изложенная теория? Этот вопрос решается очень легко, если мы будем мыслить Платона в традиционном освещении – как идеалиста, заинтересованного в земном мире только постольку, поскольку от познания его можно перейти к познанию мира идей. Этому Платону совершенно чужды интересы и к дифференциальной психологии и к практическим нуждам людей, возникающим в процессе социальной борьбы сегодняшнего дня, ему не только чужды, но и решительно враждебны заботы о софистической риторике. Такой Платон не мог быть автором изложенных теорий, а раз они могли бы принадлежать только ему или Сократу, то, значит, они принадлежат Сократу. Но что таким Платон не был, это становится довольно вероятным из проведённого анализа части «Федра»: он не только излагает софистические взгляды, хотя бы и Сократа, но и явно симпатизирует им, что проявляется, прежде всего, в «редакционных» исправлениях их, в приведении их в связь с несомненно Платоновским учением об идеях; но и больше того: сам Платон, помимо изложения софистических приёмов, прибегает к ним в самом написании «Федра», в таких случаях, которые никак не могут быть объяснены софистичностью Сократа. Софисты в «Федре» – и Сократ и Платон; к более подробному обсуждению этого неожиданного факта мы ещё вернёмся в главе о Платоне; во всяком случае, этот факт затрудняет решение вопроса об авторстве рассматриваемой теории. Но в пользу авторства Сократа говорит то обстоятельство, что по крайней мере некоторые очень существенные моменты теории безусловно принадлежат Сократу: таким является, прежде всего, исходное положение о построении речи на уподоблениях, сознательно проводимое Сократом в своей практике; таково далее положение о большой пригодности для софистической речи понятий с расплывчатым содержанием, – постоянное использование Сократом этого положения на практике также вне сомнений; наконец, установленная связь Сократова призыва к самопознанию с учением об относительности блага и с необходимостью определять благо применительно к свойствам психики данного человека, явно указывает на интересы Сократа к дифференциальной психологии. Кроме того, у Ксенофонта мы находим такую мысль Сократа, изложенную в связи с вопросом о самопознании: «человек, умеющий судить о других, от обращения с ними извлекает хорошее и избегает дурного» (IV 2.26); значит, нужно не только самопознание, но и знание психических свойств других людей, чтобы из этого знания извлекать пользу для себя; а отсюда уже один шаг до учения об использовании в своих целях знания психических свойств других людей с помощью речей. Невероятно, чтобы Сократ, будучи софистом, живя в период, расцвета софистики, сам всю жизнь занимавшийся речами, – сделавши все предшествующие шаги, не сделал бы последнего, самого по себе напрашивающегося шага, не продумал бы психологических основ речи и не пришёл бы без всякого труда к тем мыслям, которые изложены в «Федре», к которым оставался один шаг для Сократа, как мы уже знаем его, и шаг очень простой, – но до которых оставался далеко не один шаг, а потребовался бы почти невероятный скачок – от Платона, как мы знаем его по его сочинениям.

Итак, каким бы ни оказался в дальнейшем действительный Платон, но уже и теперь мы можем сказать с полной уверенностью, что автор изложенных в «Федре» правил софистической риторики – Сократ, а не Платон; Платон внёс довольно значительные изменения в словесную формулировку теории Сократа, мог внести небольшие изменения и дополнения в существо теории, но основные положения софистической риторики принадлежат Сократу.

Но если автор психологических основ софистической риторики, изложенных в «Федре» – Сократ, то ведь не мог же Платон не заметить (как мог он не заметить этого в «Апологии»), что это именно софистическая риторика? Значит