Сократ. Введение в косметику - [32]
6. Метафизический индифферентизм Сократа
Общность у Сократа и софистов метафизического индифферентизма, безразличия к проблемам бытия, игнорирования, отбрасывания метафизических проблем не раз отмечалась в литературе; и мне представляется интересным не доказывать наличие у Сократа этого индифферентизма, а осветить некоторые упущенные прежними исследователями детали метафизического индифферентизма Сократа и сопоставить их с элементами софистики.
В «Воспоминаниях» Ксенофонта есть одно очень наивное место, которым он надеется в корне уничтожить обвинение Сократа в безбожии и которое враги Сократа могли бы использовать в неизмененном виде в качестве доказательства его безбожия: «В необходимом Сократ советовал действовать так, как, по их (людей – К. С.) мнению, может быть сделано наилучше; но относительно неизвестного, как оно выйдет, посылал спросить богов, делать ли… Безумствуют, говорил он, спрашивающие богов о том, что боги дали людям различать наукою… Он полагал, что спрашивающие об этом богов поступают преступно, и говорил, что то, что боги дали делать, научившись, должно изучать, а что неизвестно человеку, пытаться узнать от богов через мантику» (I. 1.6,9). Ну и хитрец, этот Сократ! – можем мы воскликнуть, прочтя сообщение Ксенофонта; другой на его месте сказал бы прямо, что мантика, а вместе с ней и вера в богов, в лучшем случае бесполезна, когда к ней обращаются с вопросами практически не важными или неразрешимыми человеческим умом, а в худшем случае вредна, когда обращаются к ней с вопросами, поддающимися человеческому разрешению; вредна потому, что человеческий ум, даже плохой, как-никак, а всё-таки ум, не забывающий о практических целях вопроса, и всегда из двух возможностей изберёт ту, за правильность которой говорит больше половины всех шансов, мантика же и боги, они же и случай, всегда дают решение вопроса в такой форме, что шансы за и против правильности этого решения делятся ровно пополам; поэтому в вопросах, поддающихся разрешению человека, хотя бы в форме сколько-нибудь основательною мнения, безусловно нецелесообразно и вредно обращаться к богам. Но сказавший так очень рисковал бы и вызвал бы многочисленные недовольства. Сократ же говорил то же самое, и однако не только не рисковал и не вызывал недовольств, но даже заслужил похвалы и восхищения со стороны столь благочестивых людей как Ксенофонт. Прямодушные люди, видя вред религии, так и будут говорить, что она вредна; а хитрый Сократ, будучи уверен во вреде религии, всё же говорит, что она полезна, но только там, где… где уже ни сам человек, ни другие люди и ничто известное ему не может быть полезным, где религия безусловно не может повредить больше, чем любое гаданье. Сократ предоставляет религии широкую и почётную область решения тех вопросов, которые не разрешимы человеческим умом, которые человек мог бы разрешить, только закрывши глаза и, повертев руками с вытянутыми указательными пальцами одна вокруг другой, сближая их и загадывая: сойдутся пальцы – сделать одно, не сойдутся – другое. Чем боги хуже наших пальцев? Сократ был слишком умён и слишком ценил свои силы, чтобы бороться с суевериями только потому, что это суеверия, хотя бы они и были безвредными; но он был настолько практик, что обезвредить суеверия считал необходимым, хотя бы даже с помощью самих же суеверий: в числе ваших суеверий есть вера в преступное – так преступно пользоваться суевериями (виноват, верой в богов) там, где человек хоть как-нибудь может сам себе помочь.
Протагор сказал прямо: «я не знаю, существуют ли боги или не существуют» – и поплатился жизнью, хотя мог бы сказать и ещё откровеннее – что боги не существуют. Сократ был вполне согласен с Протагором в последнем, хотел бы сказать то, что тот сказал не очень откровенно, но сказал ещё более обиняком: боги, конечно, существуют, но людям лучше было бы поступать, как если бы богов не существовало; даже и это он сказал и гораздо менее откровенной форме… Впрочем, Сократ тоже поплатился жизнью, но, во-первых, на десять лет позднее Протагора, во-вторых, создавши у очень многих впечатление (а это главное), что он погиб совершенно невинным мучеником.
