Соколиный клич - [12]

Вот же скоты! Гэвин спас их ценой своей жизни и чести, ценой души Микаша и жизни Лайсве, а они его за это проклинают и ненавидят, хотя должны славить куда больше, чем фанатичного изувера-книжника Жерарда. Свои и чужие хором: проклятое небесное племя! Как иронично выглядит, когда замшелые легенды обретают плоть в таком чудовищном виде. Но нет, Микаш опередит негодяев из компании, найдёт семью лорда Комри раньше. Король Лесли — хранитель тайны священного рода — у него в руках. Да и Жерард вряд ли позволит, чтобы единственный шанс возродить Безликого в полной силе пропал из-за злобной глупости выживших Сумеречников.

— И с твоим выродком тоже разберёмся, которого ты так трусливо прячешь ото всех! — продолжал плескать ядом Вильгельм.

Микаш усмехнулся. Ему докладывали, что сейчас всё Белоземье прочёсывали вдоль и поперёк в поисках Геда. И бывшие Сумеречники из компании, и Предвестники-ренегаты, решившие таким образом задобрить Микаша и купить себе прощение.

Сколько ни пытался Микаш объяснить, что его сын бесполезен, что он обещал Лайсве не вмешивать Геда в эту подлую и грязную борьбу, позволить прожить тихую и спокойную жизнь у себя на родине. Эту единственную клятву Микаш не желал нарушать, даже если бы это что-то ему сулило.

Да и Безликий вместе со своими божественными родственничками скрыл Геда так, что отыскать его теперь смог бы лишь тот «кому она нужнее всего». Ещё одно лживое пророчество. Скорее уж, тот, кто связан с Безликим узами крови, проклятый Вечерний Всадник.

Интересно было бы узнать, что он будет делать с Гедом. Использует, как использовал Лайсве в борьбе с братом-Тенью? Но Микаш не позволит, на этот раз точно. Безликий заплатит за всё сполна.

— Пропущенный, а? Испорченный! Позор рода! — сквернословил Вильгельм, распаляясь сильнее, видя, что Микаш вместо бешенства погружается в размышления. — Ни на что лучшее ты со своей потаскушкой оказались неспособны. Она рассказывала тебе, как мы с ней позабавились?

Микаш напрягся. Всё-таки подлецу удалось выбить его из колеи. К своему стыду, Микаш всегда проверял, не была ли Лайсве с другим мужчиной, особенно в моменты, когда от ревности становилось трудно дышать. Самоконтроль рушился, как хлипкая воздушная преграда.

Микашу было страшно обидеть Лайсве или напугать расспросами и подозрениями. Но сомнения мучили непереносимо. Простенькая техника, правда из запрещённых, доступная даже Сумеречникам со слабым даром. Чужой запах, следы эмоций, ощущения прикосновений в интимных местах. В древних трактатах говорилось, что отражение овладевшего женщиной мужчины оставалось в ней навсегда.

От чужих женщин это ощущение исходило едва-едва, а от своей в моменты близости должно было чувствоваться намного острее, будто ты вступаешь с ним противостояние за право обладания ею. Но Микаш не чувствовал этого никогда, даже в первый раз после того, как она была с Безликим.

Возможно, это происходило оттого, что мерзкий божок использовал его тело. Возможно, поэтому Микаш столько времени игнорировал его существование, и правда стала для него очень болезненным ударом. Но Вильгельм ни разу не Безликий, Микаш бы его почувствовал, да и Лайсве никогда не скрывала своего презрения к этому высокородному.

— Она так сладострастно стонала. Говорила, что ты никогда не доставлял ей такого наслаждения. Справлял нужду и сразу заваливался храпеть, как боров. Не знал? — улыбка Вильгельма становилось шире и гаже.

Микаш не выдержал и подался вперёд, прикладывая ладонь ко лбу высокородного. Вильгельм хищно облизнулся и ошалело крутанул глазами. Пришлось силой пробиваться сквозь поток сумасшествия, извращённых фантазий, перепутанных с реальностью, скотских домыслов и прочей дребедени к тому, что случилось когда-то давно, в денёчки знойной Эскендерии. Тогда Микаш был беззаботен и счастлив. Слой за слоем снимая шелуху, оголяя истину, он всё больше погружался безумие, что показалось даже мерзей и болезненней, чем его собственное.

Видение полыхнуло яростным огнём. Микаш непроизвольно отшатнулся. Чистое личико Лайсве, перепуганное и заплаканное посреди всей этой грязи. Ещё одна маленькая, но тем не менее гнусная тайна, как Микаш очень надеялся, последняя в этой бесконечной череде лжи и заговоров.

— Ты пытался изнасиловать мою жену?! Ну, ты и урод! Я хорошо помню тот день, она вернулась вся в синяках, заплаканная и перепуганная. Я никак не мог добиться от неё, что стряслось. Она воздвигла вокруг этого такой непроницаемый барьер. Я невольно подумал, что она совершила что-то постыдное. Но я закрыл на это глаза, как закрывал всегда, потому что потерять её было для меня непереносимо. А на самом деле… На самом деле она защищала меня, боялась, что если я подерусь с тобой, то потеряю место в этом демоновом ордене!

Микаш закрыл лицо ланью в досаде. Заскрежетал зубами. Ненавижу-ненавижу-ненавижу! Ненавижу это, и себя, увязнувшего в этом, неспособного даже защитить единственного дорогого человека — больше всего!

Микаш отвернулся, дыша глубоко, чтобы прийти в себя, восстановить утраченную бесстрастность. Пары мгновений — достаточно. Гэвин хорошо его обучил. Побеждай всегда, даже когда проигрываешь по всем фронтам.