Софья Леонидовна - [36]
Лучше уж было идти в лес, там все-таки тише. И она с надеждой посмотрела на черневший вдалеке лес.
Она прошла еще по одному окопу, более глубокому, чем другие, проваливаясь все глубже и начиная чувствовать, как у нее леденеют колени, и вдруг в конце окопа увидела на этот раз не снежную яму, а узкую полуметровую щель в снегу. Над щелью высилась целая шапка снега. Кажется, здесь тоже был блиндаж, но почему-то, на ее счастье, не разобранный на дрова. Она разгребла снег руками и ногами и пролезла через расширившееся отверстие внутрь. Там, внутри, снега тоже было выше колен и совершенно темно.
Разгребая валенками снег и поставив на очистившееся место кошелку, Маша, растопырив руки, стала щупать вокруг себя. Под руками со всех сторон была обледенелая неровная земля, а когда она, пройдя еще два шага и больно ударившись обо что-то головой, пощупала руками, что там наверху, то поняла, почему этот блиндаж оказался не разобранным на дрова: он был накрыт сверху несколькими сдвинутыми подряд двутавровыми железными балками; о край одной из них она и ударилась головой. На дворе стоял мороз, и железо было такое ледяное, что к нему прилипали голые пальцы.
У Маши не было с собой часов, но она примерно представляла себе, что сейчас уже около одиннадцати. Все время, пока шла, она думала об этом, о том, что у нее нет часов и что в эфир надо выйти ровно в двенадцать, и, помня об этом, все время старалась как могла контролировать время; и сейчас ей казалось, что она не ошибается.
Она все время точно прикидывала по расстоянию, сколько и каким шагом она прошла, Может быть, вот только здесь, бродя по этим блиндажам, она немного сбилась со счета времени, но все-таки сейчас было около одиннадцати.
Надо было начинать шифровать.
По счастью, у нее было все, что нужно для этого. В кармане пальто лежала старая, истрепанная книжка— школьное издание стихов Некрасова. Иногда на ночных дежурствах выпадало двадцать — тридцать минут, когда нельзя было спать, но можно было сидеть и ничего не делать, и именно на эти ночные дежурства она обычно брала с собой именно эту книжку, потому что стихи было легче читать вот так — ночами, урывками,— чем что-нибудь другое. Она даже не запоминала, на чем остановилась, а просто снова открывала и начинала читать. Она любила Некрасова с детства, а кроме того, в занимавшей половину этой школьной книжки поэме «Русские женщины», когда она читала и перечитывала ее по ночам, сидя в немецком госпитале, было что-то такое, что связывалось у нее с ощущением, с чувством протеста против всего, среди чего она жила, и еще, хотя в ее судьбе не было ничего похожего на судьбу женщин, уехавших к мужьям в Сибирь, на каторгу, но ту разлуку, которую переживали там, она переносила на себя и думала о себе, и о муже, и о том, как они далеко друг от друга.
Эта книжка лежала в кармане ее пальто, и на ней на полях можно было записать при шифровке колонки цифр. Она подумала об этом с самого начала, когда еще шла через город. Не будь с ней этой книжки, она вообще бы не знала, что делать здесь в поле.
В кармане жакета был и огрызок карандаша. Правда, если бы не было его, тут бы она знала, что делать: можно было бы попробовать писать обгорелыми спичками или, если это было бы плохо видно, расцарапать себе руку.
Маша еще раз обошла кругом блиндаж. Он был маленький, самое большее — два на два метра. Потом выбрала тот угол его, куда меньше мог задувать ветер снаружи через дырку, и сначала выгребла оттуда снег руками и ногами, а потом остатки притоптала валенками. По дороге она сильно замерзла, а от этого сейчас немножко согрелась, даже пальцы стали лучше слушаться. Она затащила в угол корзинку и, присев у стенки на корточки, стала думать, как ей лучше сэкономить спички. И тут вдруг ей пришло в голову то, от чего она почувствовала себя в эту минуту почти счастливой. Трудно даже представить себе, что она не подумала об этом раньше, но раньше она об этом не подумала, а подумала только сейчас, и эта самая простая, казалось бы, сама собой разумеющаяся мысль была сейчас великим открытием, сделавшим ее счастливой. До сих пор она думала об этой книжке Некрасова только как о бумаге, на которой можно писать. И вдруг сейчас она подумала о той же самой книжке как о бумаге, которую можно жечь. Надо оставить для записи только несколько листочков и корочки обложки, а все остальное можно вырвать и из каждого листа во всю длину, а еще лучше наискось, по диагонали,— так будет еще длиннее — скрутить бумажный жгутик, приготовить этих жгутиков столько, сколько выйдет, и беспрерывно зажигать их один от другого. Правда, они будут быстро гореть, но их будет много, и их вместе со спичками теперь хватит на все время и зашифровки, и передачи, и даже приема, если вдруг окажется, что ей передадут что-то в ответ.
Маша вынула из корзинки рацию, и когда она вытаскивала ее, то в ночной тишине посыпавшаяся с нее на дно корзинки крупа зашуршала так громко, что она невольно вздрогнула.
Маша вынула книжку и, на ощупь проверив, как она сброшюрована, сначала разорвала корешок и растащила ее на тетрадки, а потом из каждой тетрадки, начиная с середины, стала аккуратно вырывать по сдвоенному листку, чтобы жгутики получились подлиннее; потом она разорвала каждый лист поперек, так, чтобы жгутики получились бы тоньше, но их получилось бы вдвое больше, и сосчитала все получившиеся полоски, чтобы потом не ошибиться и не просчитаться. Полосок получилось не так много, всего сорок восемь. Она сначала подумала, что обсчиталась, в книге было около сотни страниц, но потом сообразила, что нет, не обсчиталась, ведь страницы с двух сторон, значит, все правильно.
Роман К.М.Симонова «Живые и мертвые» — одно из самых известных произведений о Великой Отечественной войне.«… Ни Синцов, ни Мишка, уже успевший проскочить днепровский мост и в свою очередь думавший сейчас об оставленном им Синцове, оба не представляли себе, что будет с ними через сутки.Мишка, расстроенный мыслью, что он оставил товарища на передовой, а сам возвращается в Москву, не знал, что через сутки Синцов не будет ни убит, ни ранен, ни поцарапан, а живой и здоровый, только смертельно усталый, будет без памяти спать на дне этого самого окопа.А Синцов, завидовавший тому, что Мишка через сутки будет в Москве говорить с Машей, не знал, что через сутки Мишка не будет в Москве и не будет говорить с Машей, потому что его смертельно ранят еще утром, под Чаусами, пулеметной очередью с немецкого мотоцикла.
Роман «Последнее лето» завершает трилогию «Живые и мертвые»; в нем писатель приводит своих героев победными дорогами «последнего лета» Великой Отечественной.
«Между 1940 и 1952 годами я написал девять пьес — лучшей из них считаю „Русские люди“», — рассказывал в своей автобиографии Константин Симонов. Эта пьеса — не только лучшее драматургическое произведение писателя. Она вошла в число трех наиболее значительных пьес о Великой Отечественной войне и встала рядом с такими значительными произведениями, как «Фронт» А. Корнейчука и «Нашествие» Л. Леонова. Созданные в 1942 году и поставленные всеми театрами нашей страны, они воевали в общем строю. Их оружием была правда, суровая и мужественная.
События второй книги трилогии К. Симонова «Живые и мертвые» разворачиваются зимой 1943 года – в период подготовки и проведения Сталинградской битвы, ставшей переломным моментом в истории не только Великой Отечественной, но и всей второй мировой войны.
1942 год. В армию защитников Сталинграда вливаются новые части, переброшенные на правый берег Волги. Среди них находится батальон капитана Сабурова. Сабуровцы яростной атакой выбивают фашистов из трех зданий, вклинившихся в нашу оборону. Начинаются дни и ночи героической защиты домов, ставших неприступными для врага.«… Ночью на четвертый день, получив в штабе полка орден для Конюкова и несколько медалей для его гарнизона, Сабуров еще раз пробрался в дом к Конюкову и вручил награды. Все, кому они предназначались, были живы, хотя это редко случалось в Сталинграде.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922 г. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Документальное повествование о жизненном пути Генерального конструктора авиационных моторов Аркадия Дмитриевича Швецова.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Основу новой книги известного прозаика, лауреата Государственной премии РСФСР имени М. Горького Анатолия Ткаченко составил роман «Воитель», повествующий о человеке редкого характера, сельском подвижнике. Действие романа происходит на Дальнем Востоке, в одном из амурских сел. Главный врач сельской больницы Яропольцев избирается председателем сельсовета и начинает борьбу с директором-рыбозавода за сокращение вылова лососевых, запасы которых сильно подорваны завышенными планами. Немало неприятностей пришлось пережить Яропольцеву, вплоть до «организованного» исключения из партии.
В сатирическом романе автор высмеивает невежество, семейственность, штурмовщину и карьеризм. В образе незадачливого руководителя комбината бытовых услуг, а затем промкомбината — незаменимого директора Ибрахана и его компании — обличается очковтирательство, показуха и другие отрицательные явления. По оценке большого советского сатирика Леонида Ленча, «роман этот привлекателен своим национальным колоритом, свежестью юмористических красок, великолепием комического сюжета».