Софья Леонидовна - [34]
После этого, еще не решив, как ей поступить, она инстинктивно сделала то, что, наверное, на ее месте сделал бы всякий другой: повернулась и пошла в обратную сторону от этого места, где только что все безвозвратно и окончательно рухнуло.
Она шла и напряженно думала о том, что ей делать дальше.
Раз немец, а может быть, даже не он один, может быть, их несколько, если они остались в доме, значит, они хотели арестовать не только Софью Леонидовну, но и ее. Для этого они и остались. Иначе для чего же? Идти в больницу тоже, конечно, нельзя. Там теперь, если она придет, наверное, заранее предупреждены и арестуют ее.
Кроме дома Софьи Леонидовны и дома Тони она бывала во всем Смоленске еще только в одном доме у санитарки тети Паши, но сейчас, до утра, идти туда было нельзя, потому что тетя Паша дежурила сейчас в больнице. К тете Паше можно было попробовать пойти завтра утром или где-нибудь переждать еще, чтобы пойти к ней завтра вечером, но так, чтобы успеть раньше, чем она уйдет на ночное дежурство.
Правда, Маша была почти уверена, что тетя Паша уже давно заодно с Софьей Леонидовной, что обе старухи совершенно доверяют друг другу и, может быть, даже именно через тетю Пашу Софья Леонидовна и передает подпольному центру те сведения, которые она собирает в госпитале.
Именно из-за этих, уже давно бродивших у нее в голове мыслей ей казалось, что она может пойти к тете Паше и даже довериться ей. Но, с другой стороны, если это так, если тетя Паша заодно с Софьей Леонидовной, то вдруг и о ней что-нибудь узнали, ее могут арестовать, и у нее может сидеть засада. Во всяком случае, идти туда с рацией нельзя. Надо все-таки ее спрятать, а потом уже рисковать, и рисковать только одной собой.
«Ах, если можно было бы найти и догнать Тоню,— с внезапно вспыхнувшей надеждой, ничуть не менее сильной от ее несбыточности, подумала Маша.— Найти и вместе с ней идти искать партизан. Она все-таки здешняя, у нее больше надежд на это, и потом мы были бы вдвоем...»
Хотя она сама прекрасно понимала, что нет никакой надежды догнать и найти Тоню, она все-таки дошла почти до самой больницы, до того угла, на котором они встретились, и прошла всю улицу до того угла, где они расстались, и еще какое-то время шла по тому направлению, куда ушла Тоня, хотя Тоня, конечно, могла свернуть и направо, и налево на любом углу. Это было бессмысленно, но Маша была растеряна от нагромождения всего случившегося за эти несколько часов, и то, как она шла, почти бежала вслед за Тоней, было, в сущности, инстинктивным выражением ее страха перед обступившим ее полным, беспросветным, черным, без единой, самой ничтожной щели одиночеством в городе, где вдруг исчезли все люди, с которыми она была связана, где, кроме них, она не знала никого, ни одной души, которой она могла бы доверить себя и связанную с собой тайну, которая, как бы ни была дорога человеческая жизнь, все-таки была дороже этой жизни.
Если бы хоть рация была где-то спрятана, если бы хоть она не была у нее в руках! Но хотя именно то, что рация была с ней, ее больше всего мучило в этот час бессмысленного блуждания по городу, именно присутствие этой рации потом, когда она немного пришла в себя, дало ей первую надежду если не на спасение, то просто хотя бы на будущее.
«Я просто ничего не стою, ну просто ничего не стою»,— сердито подумала о себе Маша, вдруг представив, что этой рации нет при ней, и пусть она, даже не найденная немцами, лежит там, под тюфяком, на квартире у Тони, лежит там, и ее невозможно забрать оттуда.
Десятки людей работали здесь против немцев, но именно она со своей рацией, со своими выходами в эфир, со своими короткими тире и точками раз в неделю была единственным голосом всех этих людей, единственной их связью с Москвой.
Сейчас, когда у нее вдруг порвались все связи с этими людьми, у нее все-таки оставался еще голос, которым она могла сказать пусть хоть последнее, самое последнее слово туда, в Москву. Именно она, и больше, верно, никто так быстро, как она, не мог бы сказать об этих арестах, о провале Тони и Софьи Леонидовны, о том, что кто-то выдал их, что надо опасаться предательства, и, если она даже потом попадется, если не сможет ни с кем связаться, погибнет в гестапо, все равно до этого только она может и должна передать о том, что случилось. «И сводку передать»,— сердито поправила она самое себя, подумав, что из-за этой сводки гибли люди, это плод их страшных трудов, и она тоже должна передать ее во что бы то ни стало, эту сводку, чтобы эти труды не пропали даром, передать ее вместе со страшным известием о случившемся.
Но как передать и когда?
Она должна была в очередной раз выйти в эфир завтра от четырнадцати до пятнадцати. Но до этого еще надо дожить и не попасться на глаза немцам. И где среди дня, где найти место, чтобы передать? Правда, ей было дано еще страховочное время на случай полной невозможности передать в назначенные часы и дни. Она имела право выйти в эфир в любой день от ноля часов до ноля пятнадцати. Она еще ни разу не пользовалась этим временем и не знала,- во всяком случае, не была уверена, что ее поймают в это аварийное время, но надо было попробовать все-таки ночью, может быть, будет легче устроиться и передать. Но где и как? Надо же зашифровать передачу, открытым текстом нельзя, и, даже если бы она просто сказала о провале, все равно открытым текстом немцы перехватят, а в Москве не примут, не поверят. А для того чтобы зашифровать, нужно хоть немного света, хоть на полчаса, без этого она не зашифрует и не передаст.
Роман К.М.Симонова «Живые и мертвые» — одно из самых известных произведений о Великой Отечественной войне.«… Ни Синцов, ни Мишка, уже успевший проскочить днепровский мост и в свою очередь думавший сейчас об оставленном им Синцове, оба не представляли себе, что будет с ними через сутки.Мишка, расстроенный мыслью, что он оставил товарища на передовой, а сам возвращается в Москву, не знал, что через сутки Синцов не будет ни убит, ни ранен, ни поцарапан, а живой и здоровый, только смертельно усталый, будет без памяти спать на дне этого самого окопа.А Синцов, завидовавший тому, что Мишка через сутки будет в Москве говорить с Машей, не знал, что через сутки Мишка не будет в Москве и не будет говорить с Машей, потому что его смертельно ранят еще утром, под Чаусами, пулеметной очередью с немецкого мотоцикла.
Роман «Последнее лето» завершает трилогию «Живые и мертвые»; в нем писатель приводит своих героев победными дорогами «последнего лета» Великой Отечественной.
«Между 1940 и 1952 годами я написал девять пьес — лучшей из них считаю „Русские люди“», — рассказывал в своей автобиографии Константин Симонов. Эта пьеса — не только лучшее драматургическое произведение писателя. Она вошла в число трех наиболее значительных пьес о Великой Отечественной войне и встала рядом с такими значительными произведениями, как «Фронт» А. Корнейчука и «Нашествие» Л. Леонова. Созданные в 1942 году и поставленные всеми театрами нашей страны, они воевали в общем строю. Их оружием была правда, суровая и мужественная.
События второй книги трилогии К. Симонова «Живые и мертвые» разворачиваются зимой 1943 года – в период подготовки и проведения Сталинградской битвы, ставшей переломным моментом в истории не только Великой Отечественной, но и всей второй мировой войны.
1942 год. В армию защитников Сталинграда вливаются новые части, переброшенные на правый берег Волги. Среди них находится батальон капитана Сабурова. Сабуровцы яростной атакой выбивают фашистов из трех зданий, вклинившихся в нашу оборону. Начинаются дни и ночи героической защиты домов, ставших неприступными для врага.«… Ночью на четвертый день, получив в штабе полка орден для Конюкова и несколько медалей для его гарнизона, Сабуров еще раз пробрался в дом к Конюкову и вручил награды. Все, кому они предназначались, были живы, хотя это редко случалось в Сталинграде.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922 г. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Документальное повествование о жизненном пути Генерального конструктора авиационных моторов Аркадия Дмитриевича Швецова.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Основу новой книги известного прозаика, лауреата Государственной премии РСФСР имени М. Горького Анатолия Ткаченко составил роман «Воитель», повествующий о человеке редкого характера, сельском подвижнике. Действие романа происходит на Дальнем Востоке, в одном из амурских сел. Главный врач сельской больницы Яропольцев избирается председателем сельсовета и начинает борьбу с директором-рыбозавода за сокращение вылова лососевых, запасы которых сильно подорваны завышенными планами. Немало неприятностей пришлось пережить Яропольцеву, вплоть до «организованного» исключения из партии.
В сатирическом романе автор высмеивает невежество, семейственность, штурмовщину и карьеризм. В образе незадачливого руководителя комбината бытовых услуг, а затем промкомбината — незаменимого директора Ибрахана и его компании — обличается очковтирательство, показуха и другие отрицательные явления. По оценке большого советского сатирика Леонида Ленча, «роман этот привлекателен своим национальным колоритом, свежестью юмористических красок, великолепием комического сюжета».