Социальные функции священного - [132]

. Там они проводят ночь[964]. На следующий день они уходят оттуда с ветвями камедного дерева в руках, причем алатунджа[965] несет маленький плоский деревянный сосуд, как великий предок[966]. Они идут по следам, оставленным предводителем гусениц — основателей поселения, Интивайльюка (Intiwailiuka), который родился или, скорее, явился в мир, лежащий к северу от ущелья[967]. Точно так же паломничество всегда состоит в посещении различных мест, связанных с памятью святого. В конце этой прогулки по миру мифов прибывают в большую пещеру или яму[968] с кварцитовой глыбой, окруженной круглыми камнями. Глыба представляет маэгва (maegwa), взрослое насекомое[969]. Ударяя по камню своей апмара, деревянной плошкой, алатунджа начинает петь. Остальные подхватывают песню, ударяя связками ветвей по скале[970], рефрен песни приглашает насекомое отложить яйца[971]. Это продолжается некоторое время, затем точно так же и, возможно, с теми же песнями бьют по маленьким камням, представляющим яйца, которыми были полны предки (люди-гусеницы)[972]. Впрочем, то же самое делал Инти- вайльюка в том же самом месте, на этих же самых камнях, поскольку интичиума выполнял и он[973]. Затем люди переходят к Алкпалита (Alknalita), скале с глазами[974], у подножия которой глубоко в песок зарыто другое взрослое насекомое-камень, маэгва чуринга (maegwa churinga). Алатупджа еще раз ударяет о камень своей апмара, а другие имитируют это же ветвями, «в то время как старики с воодушевлением вновь поют приглашения: пусть они (насекомые) придут со всех сторон и отложат яйца»[975]. Интивайльюка развлекался в этом месте тем, что подбрасывал в воздух вдоль скалы священные яйца чуринга, и они снова скатывались к его ногам. Алатупджа имитирует этот акт, кидая камни чуринга, которые одновременно являются и яйцами предка и вполне актуальными символами[976]. Во время этого обряда остальные члены клана поднимаются и спускаются по каменной стене, «непрерывно распевая, мы не знаем что, но, видимо, фразу, описывающую это деяние предков». Первый акт литургии закончен. Взрослое насекомое заговорено; оно снесло яйца. Декорации и сюжет изменяются. Люди возвращаются в лагерь[977].

Мы следуем одновременно мифической и естественной истории вида животных, странным образом фантастической и при этом реалистической. Теперь очередь подошла к личинке, к хризалиде. На обратной дороге люди на манер гусениц, передвигающихся очень медленно, идут цепочкой, останавливаясь по очереди примерно у десяти ям, илтура (ilthura), в каждой из которых под слоем песка и перегноя лежит по одному или два больших камня. Их выкапывают; они представляют хризалиды или яйца насекомого[978]. В то время как достают каждый из этих священных предметов, алатупджа «поет монотонную песню о хризалиде». Когда камни извлечены из ям, «поются песни[979], также относящиеся к учаква» (имя хризалиды и священного камня). Их трут друг о друга; их чистят, производят помазание, поскольку это благородные реликвии, дающие рождение гусеницам, насекомым и яйцам. Церемония возобновляется у каждой из десяти илтура — десяти остановок благочестивых паломников[980]. И песни — это все те же песни,

которые пел предок, вождь клана, а слушали их другие предки того

w375

же тотема, но из другой местности .

Последний, третий акт, это возвращение в лагерь. Мужчины украшают себя, но алатунджа меньше, чем другие. На тело каждого участника церемонии наносится священный рисунок — герб, идентифицирующий людей с тотемом, отдельного человека — с предком, человеком и одновременно животным, воплощением которого он является и который носил некогда тот же герб374 [981][982]. На этот раз в руках все аборигены держат ветви кустарника; они постоянно размахивают ими в течение всего шествия, двигаясь гуськом[983]. В то время как они ушли в свою мистическую экспедицию, один старик построил в стороне от поселения длинную хижину из тесно поставленных ветвей, которую называют по имени хризалиды умбана и которая должна, как мы считаем, представлять кокон. Все люди из поселения, включая женщин, собираются возле хижины, по-разному украшенные[984]. Как только вдалеке показывается группа исполнителей ритуала, старик начинает петь формулу, смысла которой мы не знаем:

Ikna pung kwai,

Yalaan nik nai,

Tu mulk la,

Naantai yaa lai[985].

Группа приближается и, подобно тому, как Интивайльюка в прежние времена останавливался и смотрел на женщин, алатунджа также делает остановку и бросает на них взгляд. Затем все входят в умбана. «Тут все начинают петь, воспевая животное в различных его состояниях, камень Алналита и большую маэгва в его основании»[986]. Мужчины и женщины из другой фратрии рядами лежат ничком, уткнувшись лицом в землю: во время этих ритуалов они должны сохранять неподвижность и молчать. Пение продолжается. Алатунджа, однако, ползком, неслышно, извиваясь по выметенной земле покидает умбана. Остальные подражают ему, и вскоре все оказываются снаружи и поют историю маэгва и, особенно, ее оболочки, умбана381. Далее люди тем же образом, то есть ползком, возвращаются в шалаш и пение прекращается. Только в этот миг, впервые за долгие часы, им разрешается есть и пить