Социальные функции священного - [134]

«.*399

вичетти путешествовали, откладывая яйца , чуринги, принимающие души мертвых, души детей человеческих и субстанции животных[1005]. Эти формулы имеют мифическую ценность, ибо они использовались у самых истоков происхождения вида; именно они вызвали рождение душ животных и людей. Их ценность доказана на опыте, ибо время, как бесконечное, так и измеренное исторически[1006] , отделяющее настоящее от той сказочной эпохи, увидело их действенность, подтверждаемую каждый сезон, когда рождаются гусеницы.

Именно из этого обстоятельства логически проистекает следствие, которое подметил Шульце, состоящее в том, что сама форма формулы чаще всего непонятна если не для владельца, то, по крайней мере, для обычных членов племени. Она слагается не на всеобщем языке; мистическая галиматья, на которой она произносится — это необычный, странный, чуждый язык древних основателей клана[1007]. Либо некоторые формулы были взяты готовыми у чужого племени, либо другие были сложены их профанных слов, искаженных так, что их смысл стал недоступен[1008]; либо они действительно произносятся на архаичном языке или были испорчены дурной передачей[1009], но считается, что они пришли

от алчеринга, предков алчеринга. Их чудесная сила осталась той же, что в прошлом, но они могут быть могущественны лишь благодаря своей загадочной форме.

Однако эти формулы повторяются лишь при определенных обстоятельствах и в определенном месте. Их поют только над чурингами в священных местах[1010], над всеми и над каждым в отдельности священным камнем[1011]. Таким образом, они состоят из заклинаний. Они производят магические действия, влагают душу в неподвижные бездушные камни: эти благословения, эти славословия, все это пение делает их живыми — яйцами, хризалидами, гусеницами и бабочками. К неизменности камня добавляется мощь дыхания, звука, голоса[1012][1013][1014][1015]. Формула — это средство для оживления мифических предков, живущих в камнях. Более того, поскольку последовательные метаморфозы животного связаны с его размножением, хорошо известным арунта путем, можно понять, что эти описания мифических превратностей вида и эти увещевания их воспроизвести подталкивают тела и души чуринга к размножению гусениц, к которому стремится ритуал. Подобно тому как эротические песни воздействуют на человеческие желания, формулы подталкивают все существа животных, людей и богов, возвращенных к жизни обрядом, голосом, к успешному исполнению их участи — развитию.

У арунта, согласно Штрелову, действие в обрядах, направленных на чуринга таковой : в глубине земли, в огромных пещерах, калъпара , живут эринтаринга*10, или, как их называют в...[1016]

КОЛЛЕКТИВНЫЕ

ПРЕДСТАВЛЕНИЯ

И

МНОГООБРАЗИЕ

ЦИВИЛИЗАЦИЙ

ВНУТРЕННЯЯ КРИТИКА

ЛЕГЕНДЫ ОБ АВРААМЕ

(1926)

Ни господин Юбер, ни мы[1018] никогда не были приверженцами того излишне критического метода, рационального и субъективного, влияние которого критики библейского текста возвели в ранг традиции, в то время как она казалась правдоподобной лишь для них самих. Итак, естественное и загадочное движение маятника возвращает нас к этому методу. Многочисленные авторы[1019] теперь единодушны в признании исторических основ в важных частях традиции, даже применительно к Книге бытия (после гл. X). Работы А. Т. Клэя[1020] особенно служат восстановлению престижа подобных мнений. Даже такие сверхкритичные работы, как гипотезы Р. Вейля, подкрепленные некоторыми египетскими документами об освоении евреями Палестины, косвенно отдают дань уважения этой историчности.

Мы не претендуем на представление других аргументов в этом смысле, но хотели бы проверить в свете социологических и археологических сравнений и' на основании простых исторических представлений, правдоподобна ли классическая картина жизни евреев до Моисея, созданная критическими школами, на которых лежит отпечаток романтического рационализма и которые уверены, что их филологическая диалектика могла воссоздать историческую правду. Евреи до прихода в Египет, как и во время исхода из него, были, думается, кочевниками пустыни, бедуинами, почитающими своего Бога единственным в противоположность тысяче идолов городов. Известны прекрасные романтичные страницы, которые Ренан[1021] написал по этому поводу. И даже Н. А. Мейе в своей недавней работе о лингвистическом консерватизме семитов возвращался к этой отправной точке[1022]. Нет ничего более безосновательного, чем эта гипотеза о семитах, живших исключительно вне брльшой цивилизации. Мы хотели бы простым изучением внутренней критики представить другую сторону фактов[1023].

Жизнь Авраама проходит между Уром Халдейским, очень большим городом, где он родился, откуда он вышел, Харраном, где умирает его отец Терах (Фарра «Септуагинты»), и Ханааном, куда он возвращается в 75 лет и откуда он вновь отправляется со всем своим добром — с военным снаряжением, в частности, с лошадьми (по-ассирийски Рукузу), с Лотом, сыном его брата, со своей сестрой и женой Сарой и т. д. Они направляются в Египет вместе с Лотом, возвращаются с богатством (скотом и рабами). Страна слишком мала для них. Они разделяются. Авраам остается в шатре в окрестностях Бетэля и оазиса Мамре. В то время Лот обустраивается в «городах равнины» (так в «Септуагинте»), или скорее «у ворот» Содома, где, согласно первому преданию, он взят в плен царем Эламским и т. д.