Социальные функции священного - [104]

. Брахманы, как указывает само слово, это приоры[655]. Это люди брахмана, священного слова. Никто не разделяет с ними эту функцию. Факт тем более примечательный, что коллективные жертвоприношения и, в общем, все народные, национальные и городские церемонии, кажется, исчезли в брахманизме. Ритуалы совершаются ради отдельного человека, а не ради коллектива[656]. Но тот, для кого совершается ритуал, не совершает его собственными руками: у него нет права совершать ритуалы, а, следовательно, и произносить молитвы, если только он сам не священник. Его участие в религиозной церемонии ограничивается тем, что предложит ему священник, да и то в строго определенных формах. Он лишь повторяет мантру, которую ему дали выучить. Да и это позволено лишь высшим кастам, кшатриям, благородным и свободным людям, инициированным, которым даруют брахманский шнур. Но даже при том, что они «дважды рожденные», молятся такие люди через посредство того, кому религиозное общество дало право и исключительную привилегию молиться. Низшим же кастам остается только бояться великих богов, не слышащих их.

У древних евреев явного запрета на индивидуальную молитву мы не найдем. Но на самом деле, молитвы, текстами которых мы располагаем, коллективны по самой своей сути[657]. В первую очередь, это гимны, певшиеся при большом стечении народа[658] либо группами паломников, идущих в Иерусалим, либо общиной справедливых и бедных, где и было составлено большинство этих песнопений[659]. Кроме того, есть еще псалмы, явно предназначенные для пения на публике[660]'. Одного взгляда достаточно, чтобы увидеть священнический, левитский характер большей части из них некоторые могут иметь заголовок, определяющий их использование во время службы в храме[661]: или же их форма указывает на то, что они были предназначены для исполнения певчими[662]. Третья же группа объединяет народные гимны, принятые во времена, когда древнееврейского языка и изначального смысла гимнов уже не знали, и гимны религиозные[663]. И, наконец, подражания древним моделям. Даже самые последние тексты, как, например, песня Соломона[664], используются, прежде всего, во время всенародной молитвы. Наконец, сама эволюция иудаизма, долгая борьба Храма и Синагоги, трудности, с которыми синагогальная молитва была признана законной, достаточно хорошо показывают, что изначально молитва совершалась в храме всем народом, собиравшимся в нем, и представлявшими его (по несколько человек от каждого колена) левитами, а также верующим, который в сопровождении священников приближался к Яхве и исполнял свой обет или осуществлял искупления[665].

Действительно, это лишь два особых случая одного культа и одной религии[666]; их причиной может быть то, что два священства стали полностью контролировать культы. Однако они, по крайней мере, доказывают, что молитва может быть только социальным феноменом. Тем не менее возможная эволюция имеет глубокие причины. У нас еще будет случай увидеть, в чем они состоят при исследовании элементарных религий; в принципе, там мы обнаружим только коллективные молитвы или молитвы в строго коллективной форме[667]. Конечно, ни о каких формальных запрещениях индивидуальной молитвы там речи не идет. Но поскольку система ритуалов еще не закоснела в точных правилах, нельзя и ожидать найти подобные запреты. Кроме того, отсутствие такого запрета вполне может быть связано с отсутствием самой идеи индивидуальной молитвы. Впрочем, каковы бы ни были причины, только этих двух случаев, ввиду их важности и значения, уже достаточно, чтобы рассматривать молитву как чисто коллективное явление и считать себя вправе утверждать, что она по своей природе не является индивидуальным феноменом.

Для окончательного доказательства ее социального характера нам осталось сослаться на отношения, связывающие ее с другими коллективными феноменами. Целая категория явно социальных фактов находится с молитвой в тесных отношениях родства. Это юридические и моральные установления[668]. Теория молитвы не будет бесполезной для того, кто захочет понять клятву, торжественный договор[669], обороты речи, предписанные этикетом, когда речь идет о вождях, королях, дворах, парламентах, и правила хорошего тона. Все эти факты настолько близки к молитве, что позднее нам придется специально отделять их от нее. Начальная формула большей части католических священных молитв почти слово в слово совпадает с той, с которой начинается объявление решения в нашем суде. Ритуальные выражения «Во имя Отца и т. д.» соответствуют принятым словам «Именем французского народа и т. д.» И то и другое имеет смысл посвящения и ставит предмет, который они освящают, под покровительство существа, которое называют и к которому они взывают. Благодаря формулам молитва оказывается сцеплена со всей системой формального поведения[670] и, соответственно, помогает понять эту систему. Следовательно, она помогает понять его. Даже творческий характер форм поведения, устанавливаемого обществом, лучше всего проявляется в молитве. Их своеобразная сила, особая печать, оставляемая ими на действиях людей, в молитве видны лучше, чем в каком-либо другом институте. Дело в том, что молитва воздействует словом, а ничего формальнее слова в мире нет. Таким образом, действенность готовой формы наиболее очевидна именно в молитве. Творение словом — это род творения из ничто (ex nihilo)