Сочинения в 2-х томах. Том 2 - [6]
Я думаю, как внимательный читатель книжки о даре света, ты хорошо знаешь мое мнение в этом вопросе.[33] Выясняя мнение пишущего о том или ином предмете, следует внимательно читать сочинение в целом, приходя в результате к единому гармоничному представлению. В отрывках сочинений легко обнаружить нечто в себе, по видимости противоречивое, что, однако, согласуется с книгой в целом. Точно так же, рассматривая ядовитых животных отдельно от целого, мы не замечаем в них никакой красоты или пользы; но в составе целого они как его части обнаруживают и красоту, и пользу, так как мир, будучи в целом прекрасным, складывается из прекрасной гармонии частей. Подобным образом Фома Аквинский в «Сумме против язычников» говорит, что некоторые в словах великого Дионисия находят повод для утверждения «все есть Бог», так как в «Небесной иерархии» он говорит, что Бог есть все; прочти они все сочинения того же Ареопагита, они, конечно, обнаружили бы в «Божиих именах», что Бог, будучи бытием всего, не есть ничто из всего, так как возникшее никогда не может сравняться со своей причиной[34]. Я думаю, это можно понять только в знающем незнании. Бог так есть везде и нигде (в любом месте присутствует тот, кто ни в каком не отсутствует), что во всяком месте Он есть невмещаемо, и Он велик — не количественно; в этом смысле Бог есть всякое место — невмещаемо, всякое время — вневременно, всякое сущее — внесущностно. Поэтому Он не есть что-либо из сущего, не есть некое место и некое время, хотя Он все во всем; так монада есть все во всех числах, ибо без нее не быть числу, могущему существовать только в ней; и так как монада есть всякое число не численно, а свернуто, она не есть какое-либо число: она ни двойка, ни тройка».
Здесь я заметил, что он быстрее лишит силы измышления противника, оставив без внимания его многословие, а это, добавил я, сделать легко, так как все оно основано на ложной предпосылке. Он велел мне опровергнуть то, что легче, а ему, пока есть время, позволить заняться трудным.
Взяв в руки текст противника, я прочел то место, где он утверждает, что неверно называть знание незнанием[35], так как наличие и отсутствие различаются. Тут же прервав чтение, наставник сказал: «Интересно, на каком основании утверждает этот человек с большим самомнением, что так написано в книжках «Ученого незнания». Хотя заголовок первой главы определяет ее как исследование о том, что знание есть незнание, утверждение, что знание есть незнание, относится только к изложенному там же случаю, то есть к знанию о своем незнании. Это знание незнания в данной главе получает понятнейшее разъяснение уже после того, что выше об этом говорилось достаточно; его великий Дионисий в начале книги «О Божиих именах» называет высшим и божественным, прибавляя, что знание, которым не знается сверхсущее, превосходит всякое слово и представление и должно быть приписано Богу».[36]
Затем я прочел, что ту часть, где предписывается отбросить в знающем незнании чувственные вещи, чтобы достичь непостижимого, противник считает противоречащей словам тринадцатой главы Соломоновой книги Премудрости, то есть что от величия красоты творении можно познать творца.[37]
Я сказал, что это ничуть не противоречит сказанному. Поскольку творения несоизмеримы с творцом, ни одно из творений не имеет облика, в котором можно постичь творца. Однако от величия красоты и славы творений мы восходим к бесконечно и непостижимо прекрасному, как от произведений искусства — к мастеру, хотя произведения искусства и мастер несоизмеримы. Кроме того, противник, утверждавший, будто в науке незнания ее наставник отвергает творения, раз они не ведут к познанию Бога, с полным основанием должен был покрыться краской стыда, найдя в последней главе первой книги «Ученого незнания» обстоятельнейшее разъяснение того, что всякое богопочитание необходимо основывается на утвердительных положениях, хотя знание незнания и остается судьей их истинности. Я заключил, что всякий легко поймет извращенность души и грубость представлений этого человека из следующих его слов: «Вот так сочинитель «Ученого незнания», войдя во тьму мрака, оставив всю красоту и славу творений, выдохся в рассуждениях; он не может узреть Бога как Он есть, ибо он все еще в пути[38], отнюдь не славит его, но, блуждая в своих потемках, забывает вершину божественной славы, к которой устремляется всякое псалмопение. Что это величайшее нечестие и безверие, всякому верующему понятно». И дальше: «К этой ошибке его привела скудость логических познаний, из-за которой он решил, что в своем невежестве он нашел адекватное и точное соотношение с Богом, как бы средство уловления Бога».
«Вот слова человека лживого и дерзкого, — сказал я, — совершенно чуждого теологии».
Согласившись со мной, наставник прибавил, что человека вздорного лучше оставить в покое, чем глумиться над ним. «То, в чем он упрекает, «Ученое незнание» ставит целью отыскать, опираясь на Дионисия — чей праздник мы сегодня отмечаем, — который . в «Мистической теологии» учит восходить вместе с Моисеем во мрак.[39]
В первый том Сочинений включены все главные произведения созданные в 1440–1450 годах. В них развертывается учение Николая о совпадении противоположностей в первоедином, о творческой роли человека во Вселенной, намечается новая, предкоперниканская космология.
Николай Кузанский, Николай Кузанец, Кузанус, настоящее имя Николай Кребс (нем. Nicolaus Krebs, лат. Nicolaus Cusanus; 1401, Куза на Мозеле — 11 августа 1464, Тоди, Умбрия) — крупнейший немецкий мыслитель XV в., кардинал, философ, теолог, учёный, математик, церковно-политический деятель."Собираясь говорить о высшем искусстве незнания, я обязательно должен разобрать природу самой по себе максимальности. Максимумом я называю то, больше чего ничего не может быть. Но такое преизобилие свойственно единому. Поэтому максимальность совпадает с единством, которое есть и бытие."Перевод и примечания В.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.
На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.