Сочинения в 2-х томах. Том 2 - [4]

Шрифт
Интервал

>. Там об этом говорится не раз. Итак, друг мой, ты видишь, на каком ребяческом и слабом основании покоится «Невежественная ученость».

Когда наш наставник сказал все это по поводу уже прочитанного, я продолжал чтение. В следующем отрывке говорилось, будто наш наставник хвалится, что он благодаря дару божию в восхождении над тленностью человеческих знаний непостижимо был возведен к непостижимому. После многочисленной клеветы, не задевшей души наставника, он говорит, что 1 Коринф. 13 не допускает такого откровения, утверждая ограниченность постижения сферой зеркальных отражений и образов[22].

Наставник велел мне покамест остановиться и сказал: «Так от изменения точки зрения возникают разные понимания. Имея в виду зеркало и образ, этот человек считает, что Бог — как оно и есть — непознаваем: ведь истину как таковую никогда нельзя увидеть в подобии, поскольку всякое подобие именно как подобие лишено подлинности своего образца. Вот нашему опровергателю и кажется, что непостижимого нельзя непостижимо постичь путем восхождения. Но кто видит, что подобие есть подобие образца, тот, преодолевая подобие, непостижимо обращается к непостижимой истине образца. Кто понимает, что всякое творение есть подобие единого творца, в себе самом видит, что бытие подобия, не имея само по себе совершенно никакого совершенства, все свое совершенство получает от того, чье оно подобие, ибо образец есть мера и основа подобия. Бог так же отражается в творениях, как истина в подобии. И кто видит, что все разнообразие мира есть подобие единого Бога, тот, оставляя все разнообразие всех подобий, переходит к непостижимому. Он приходит в изумление, поражаясь бесконечности того бытия, что во всем постижимом присутствует как в зеркале и образе. Он прекрасно видит, что не постижима ни в каком творении та форма, чьим подобием всякое творение является: никакое подобие не может быть равной мерой истины, ибо оно, будучи подобием, ущербно. Так что абсолютная истина непостижима. А если каким образом и следует ее постигать, это должно происходить в некоем непостижимом прозрении (intuitu), как бы путем мгновенного восхищения; так плотским оком мы без постижения и лишь на мгновение видим свет солнца. Не то чтобы солнце, чей свет невольно бросается в глаза, не обладало максимальной видимостью; но его нельзя постичь зрением из-за его исключительной видимости. Так Бог, который есть истина, как объект интеллекта максимально умопостигаем и в то же время не постигаем умом в силу своей наивысочайшей умопостигаемости. И только знающее незнание, или постигаемая непостижимость, есть самый истинный путь для восхождения к Нему.

«Дражайший наставник, — сказал я, — хотя не ученые занятия привели тебя к тому взгляду, который ты изложил в «Ученом незнании», но дар божий, все же ты, без сомнения, изучил многих мудрецов древности с целью убедиться: один ли и тот же свет всех их наполняет? Если что из прочитанного приходит тебе на ум, пожалуйста, скажи и о том».

«Признаюсь, друг мой, — ответил он, — что ни у Дионисия, ни у какого другого из старых теологов я на это не обращал внимания, пока не получил понимания свыше; а тут я испытал мгновенную потребность обратиться к ученым сочинениям, но нашел в них не больше того, что было мне открыто, только в разном изложении. Дионисий в письме к Гаию утверждает, что наисовершеннейшая наука — незнание, и о знании незнания рассуждает во многих местах; и Августин говорит, что Бога достигают скорее незнанием, чем наукой.[23] Незнание отвергает, наука (intelligentia) сочетает; а знающее незнание объединяет все способы, позволяющие достичь истины. Вот как тонко рассуждает о Боге Альгазель в своей «Метафизике»: «Кто достоверно знает необходимость невозможности постичь Его, тот судит и постигает — раз он постигает, что знание Его ни для кого не достижимо. А кто не может постичь и не знает с указанной достоверностью о необходимости невозможности постичь Его, пребывает в неведении о Боге; и таковы все люди, исключая избранных, пророков и тех мудрецов, чья мудрость глубока». Таковы его слова.

А как возникает знающее незнание, среди прочего говорит Аврелий Августин, объясняя слова Павла из восьмой главы Послания к Римлянам: «Мы не знаем, о чем молиться».[24] «Что искомое нами есть — мы знаем; но каково оно — не знаем. Это, так сказать, знающее незнание дает нам дух, поддерживающий нашу немощь».[25] И чуть ниже: «И когда Павел говорит, что «Дух ходатайствует за нас воздыханиями неизреченными», он дает понять, что не знаемое нами и неизвестно, и не совсем неизвестно: не стали бы воздыхая просить о том, чего не знали бы совсем». Таковы его слова.

Стало быть, мы обладаем знающим незнанием, без которого нельзя искать Бога. В свое время я написал книжку «Искание Бога», прочти ее.[26] Там ты найдешь, что, хотя Он везде и «недалеко от каждого из нас», — как говорил Павел афинянам, когда им был обращен Дионисий, — все же мы тем ближе к Нему, чем больше понимаем, что Он недостижим; и чем лучше мы понимаем Его недостижимо великую удаленность, тем ближе подходим к Его недостижимости».


Еще от автора Николай Кузанский
Об учёном незнании (De docta ignorantia)

Николай Кузанский, Николай Кузанец, Кузанус, настоящее имя Николай Кребс (нем. Nicolaus Krebs, лат. Nicolaus Cusanus; 1401, Куза на Мозеле — 11 августа 1464, Тоди, Умбрия) — крупнейший немецкий мыслитель XV в., кардинал, философ, теолог, учёный, математик, церковно-политический деятель."Собираясь говорить о высшем искусстве незнания, я обязательно должен разобрать природу самой по себе максимальности. Максимумом я называю то, больше чего ничего не может быть. Но такое преизобилие свойственно единому. Поэтому максимальность совпадает с единством, которое есть и бытие."Перевод и примечания В.


Сочинения в 2-х томах. Том 1

В первый том Сочинений включены все главные произведения созданные в 1440–1450 годах. В них развертывается учение Николая о совпадении противоположностей в первоедином, о творческой роли человека во Вселенной, намечается новая, предкоперниканская космология.


О неином

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Метафизика Достоевского

В книге трактуются вопросы метафизического мировоззрения Достоевского и его героев. На языке почвеннической концепции «непосредственного познания» автор книги идет по всем ярусам художественно-эстетических и созерцательно-умозрительных конструкций Достоевского: онтология и гносеология; теология, этика и философия человека; диалогическое общение и метафизика Другого; философия истории и литературная урбанистика; эстетика творчества и философия поступка. Особое место в книге занимает развертывание проблем: «воспитание Достоевским нового читателя»; «диалог столиц Отечества»; «жертвенная этика, оправдание, искупление и спасение человеков», «христология и эсхатология последнего исторического дня».


Философия оптимизма

Книга посвящена философским проблемам, содержанию и эффекту современной неклассической науки и ее значению для оптимистического взгляда в будущее, для научных, научно-технических и технико-экономических прогнозов.


Проблемы социологии знания

Основную часть тома составляют «Проблемы социологии знания» (1924–1926) – главная философско-социологическая работа «позднего» Макса Шелера, признанного основателя и классика немецкой «социологии знания». Отвергая проект социологии О. Конта, Шелер предпринимает героическую попытку начать социологию «с начала» – в противовес позитивизму как «специфической для Западной Европы идеологии позднего индустриализма». Основу учения Шелера образует его социально-философская доктрина о трех родах человеческого знания, ядром которой является философско-антропологическая концепция научного (позитивного) знания, определяющая особый статус и значимость его среди других видов знания, а также место и роль науки в культуре и современном обществе.Философско-историческое измерение «социологии знания» М.


История западной философии. Том 2

«История западной философии» – самый известный, фундаментальный труд Б. Рассела.Впервые опубликованная в 1945 году, эта книга представляет собой всеобъемлющее исследование развития западноевропейской философской мысли – от возникновения греческой цивилизации до 20-х годов двадцатого столетия. Альберт Эйнштейн назвал ее «работой высшей педагогической ценности, стоящей над конфликтами групп и мнений».Классическая Эллада и Рим, католические «отцы церкви», великие схоласты, гуманисты Возрождения и гениальные философы Нового Времени – в монументальном труде Рассела находится место им всем, а последняя глава книги посвящена его собственной теории поэтического анализа.


Этнос и глобализация: этнокультурные механизмы распада современных наций

Монография посвящена одной из ключевых проблем глобализации – нарастающей этнокультурной фрагментации общества, идущей на фоне системного кризиса современных наций. Для объяснения этого явления предложена концепция этно– и нациогенеза, обосновывающая исторически длительное сосуществование этноса и нации, понимаемых как онтологически различные общности, в которых индивид участвует одновременно. Нация и этнос сосуществуют с момента возникновения ранних государств, отличаются механизмами социогенеза, динамикой развития и связаны с различными для нации и этноса сферами бытия.


Канатоходец

Воспоминания известного ученого и философа В. В. Налимова, автора оригинальной философской концепции, изложенной, в частности, в книгах «Вероятностная модель языка» (1979) и «Спонтанность сознания» (1989), почти полностью охватывают XX столетие. На примере одной семьи раскрывается панорама русской жизни в предреволюционный, революционный, постреволюционный периоды. Лейтмотив книги — сопротивление насилию, борьба за право оставаться самим собой.Судьба открыла В. В. Налимову дорогу как в науку, так и в мировоззренческий эзотеризм.