Сочинения. Письма - [10]

Оба вы в цветных малахаях,

Остры ваши синие клювы,

Крепки ваши шумные крылья,

И хватаетесь вы когтями

За тяжелую плеть хозяина.

Так смотрите, беркуты наши, зорко —

Над полынями кружит коршун.

Вы не будьте ему подобны:

Не охотник он, а разбойник;

Лысый хан прожорливых сусликов

Беркутам нашим не товарищ!

Вон взметнулась наша добыча,

Длинная старая лисица,

Чернохребетная, огневая

И кривая на поворотах.

Вон, как огонь, она мчится быстро.

Не давайте огню потухнуть!

Горячите коней, охотники!

Окружайте ее, охотники!

Выпускайте беркутов в небо!

Мы забыли, где Каркаралы,

Мы забыли, где наш аул,

Мы забыли, где Павлодар.

Не четыре конца у степи, а восемь,

И не восемь, а сорок восемь,

И не столько, во много больше.

И летит молодой беркутёнок Малахаем,

сброшенным с неба;

И проносится старый беркут,

Как кусок веселого дыма;

И проносимся все мы сразу —

Ветер, птицы, удача, всадники —

По курганам за рыжим пламенем.

Мы настигли свою добычу,

Мы поймали ее: лисица

Мчится с беркутом на загривке,

Мчится двадцать аршин и падает,

И ноздрями нюхает землю.

Ой, хорош молодой беркутёнок!

Научил его старый беркут.

Эй, хорош ты, дующий ветер!

Ты помог нам выследить зверя.

И привязывают охотники

К поясу пламя рыжее.

1931

КОНЬ

Замело станицу снегом — белым-бело.

Путался протяжливый волчий волок,

И ворон откуда-то нанесло,

Неприютливых да невеселых.

Так они и осыпались у крыльца,

Сидят раскорячившись, у хозяина просят:

«Вынеси нам обутки,

Дай нам мясца, винца…

Оскудела сытая

В зобах у нас осень».

А у хозяина беды да тревоги,

Прячется пес под лавку —

Боится, что пнут ногой,

И детеныш, холстяной, розовоногий,

Не играет материнскою серьгой.

Ходит павлин-павлином

В печке огонь,

Собирает угли клювом горячим.

А хозяин башку стопудовую

Положил на ладонь —

Кудерь подрагивает, плечи плачут.

Соль и навар полынный

Слижет с губ,

Грохнется на месте,

Что топором расколот,

Подымется, накинет буланый тулуп

И выносит горе свое

На уличный холод.

Расшатывает горе дубовый пригон.

Бычьи его кости

Мороз ломает.

В каждом бревне нетесаном

Хрип да стон:

«Что ж это, голубчики,

Конь пропадает!

Что ж это — конь пропадает. Родные!» —

Растопырил руки хозяин, сутул.

А у коня глаза темные, ледяные.

Жалуется. Голову повернул.

В самые брови хозяину

Теплом дышит,

Теплым ветром затрагивает волоса:

«Принеси на вилах сена с крыши».

Губы протянул:

«Дай мне овса».

«Да откуда ж?! Милый! Сердце мужичье!

Заместо стойла

Зубами сгрызи меня…»

По свежим полям,

По луговинам

По-птичьи

Гриву свою рыжую

Уносил в зеленя!

Петухами, бабами в травах смятых

Пестрая станица зашумела со сна,

О цветах, о звонких пегих жеребятах

Где-то далеко-о затосковала весна.

Далеко весна, далеко, —

Не доехать станичным телегам.

Пело струнное кобылье молоко,

Пахло полынью и сладким снегом.

А потом в татарской узде,

Вздыбившись под объездчиком сытым,

Захлебнувшись

В голубой небесной воде,

Небо зачерпывал копытом.

От копыт приплясывал дом,

Окна у него сияли счастливей,

Пролетали свадебным,

Веселым дождем

Бубенцы над лентами в гриве!..

…Замело станицу снегом — белым-бело.

Спелой бы соломки — жисти дороже!

И ворон откуда-то нанесло,

Неприветливых да непригожих.

Голосят глаза коньи:

«Хозяин, ги-ибель,

Пропадаю, Алексеич!»

А хозяин его

По-цыгански, с оглядкой,

На улку вывел

И по-ворованному

Зашептал в глаза:

«Ничего…

Ничего, обойдется, рыжий.

Ишь, каки снега, дорога-то, а!»

Опускалась у хозяина ниже и ниже

И на морозе седела голова.

«Ничего, обойдется…

Сено-от близко…»

Оба, однако, из этих мест.

А топор нашаривал

В поленьях, чисто

Как середь ночи ищут крест.

Да по прекрасным глазам,

По карим

С размаху — тем топором…

И когда по целованной

Белой звезде ударил,

Встал на колени конь

И не поднимался потом.

Пошли по снегу розы крупные, мятые,

Напитался ими снег докрасна.

А где-то далеко заржали жеребята,

Обрадовалась, заулыбалась весна.

А хозяин с головою белой

Светлел глазами, светлел,

И небо над ним тоже светлело,

А бубенец зазвякал

Да заледенел…

1932

СЕРДЦЕ

Мне нравится деревьев стать,

Июльских листьев злая пена.

Весь мир в них тонет по колено.

В них нашу молодость и стать

Мы узнавали постепенно.

Мы узнавали постепенно,

И чувствовали мы опять,

Что тяжко зеленью дышать,

Что сердце, падкое к изменам,

Не хочет больше изменять.

Ах, сердце человечье, ты ли

Моей доверилось руке?

Тебя как клоуна учили,

Как попугая на шестке.

Тебя учили так и этак,

Забывши радости твои,

Чтоб в костяных трущобах клеток

Ты лживо пело о любви.

Сгибалась человечья выя,

И стороною шла гроза.

Друг другу лгали площадные

Чистосердечные глаза.

Но я смотрел на всё без страха, —

Я знал, что в дебрях темноты

О кости черствые с размаху

Припадками дробилось ты.

Я знал, что синий мир не страшен,

Я сладостно мечтал о дне,

Когда не по твоей вине

С тобой глаза и души наши

Останутся наедине.

Тогда в согласье с целым светом

Ты будешь лучше и нежней.

Вот почему я в мире этом

Без памяти люблю людей!

Вот почему в рассветах алых

Я чтил учителей твоих

И смело в губы целовал их,

Не замечая злобы их!

Я утром встал, я слышал пенье

Веселых девушек вдали,

Я видел — в золотой пыли

У юношей глаза цвели

И снова закрывались тенью.

Не скрыть мне то, что в черном дыме

Бежали юноши. Сквозь дым!

И песни пели. И другим

Сулили смерть. И в черном дыме

Рубили саблями слепыми

Глаза фиалковые им.