Сочинения. Письма - [8]

И только Алтай покрыт сединой.

— На счастье ль, все карты спутав нарочно,

Судьба наугад козыряет мной?

Нам путь преграждают ржавые груды

Камней. И хотя бы один листок!

И снова, снова идут верблюды

На север, на запад и на восток.

Горьки озера! Навстречу зною

Тяжелой кошмой развернута мгла,

Но соль ледовитою белизною

Нам сердце высушила и сожгла.

— Скажи, не могло ль всё это присниться?

Кто кочевал по этим местам?

Приятель, скажи мне, какие птицы

С добычей в клюве взлетают там?

Круги коршунья смыкаются туже,

Камень гремит под взмахом подков.

Семипалатинск, город верблюжий,

Ты поднимаешься из песков!

Горячие песни за табунами

Идут по барханам на Ай-Булак,

И здорово жизнь козыряет нами,

Ребятами крепкими, как свежак.

И здорово жизнь ударяет метко, —

Семипалатинск, — лучше ответь!

Мы первую железнодорожную ветку

Дарим тебе, как зеленую ветвь.

Здесь долго ждали улыбок наших, —

Прямая дорога всегда права.

Мы пьем кумыс из широких чашек

И помним: так пахла в степях трава.

Кочевники с нами пьют под навесом,

И в меру закат спокоен и ал,

Меж тем как под первым червонным экспрессом

Мост первою радостью затрепетал.

Меж тем как с длинным, верблюжьим ревом

Город оглядывается назад…

Но мы тебя сделаем трижды новым,

Старый город Семи Палат!

1931

К ПОРТРЕТУ СТЕПАНА РАДАЛОВА

Кузнец тебя выковал и пустил

По свету гулять таким,

И мы с удивленьем теперь тебе

В лицо рябое глядим.

Ты встал и, смеясь чуть-чуть, напролом

Сквозь тесный строй городьбы

Прошел стремительный, как топор

В руках плечистой судьбы.

Ты мчал командармом вьюг и побед,

Обласкан огнем и пургой,

Остались следы твоего коня

Под Омском и под Ургой.

И если глаза сощурить, — взойдет

Туман дымовых завес,

Голодные роты идут, поют,

Со штыками наперевес.

И если глаза сощурить, — опять

Полыни, тайга и лед,

И встанет закат, и Омск падет,

И Владивосток падет.

Ты вновь поднимаешь знамя, ты вновь

На взмыленном Воронке,

И звонкою кровью течет заря

На занесенном клинке.

Полтысячи острых, крутых копыт

Взлетают, преграды сбив,

Проносят кони твоих солдат

Косматые птицы грив.

И этот высокий, крепкий закал

Ты выдержал до конца, —

Сын трех революций, сын всей страны,

Сын прачки и кузнеца!

Едва ли, едва ли… Нет, никогда!

На прошлом поставлен крест.

Как раньше вел эскадроны —

теперь Ведешь в наступленье трест.

Смеются глаза. И твоей руки

Верней не бывало и нет.

И крепко знают солдаты твои

Тебя, командарм побед.

1931

КИРГИЗИЯ

Замолкни и вслушайся в топот табунный, —

По стертым дорогам, по травам сырым

В разорванных шкурах

                                        бездомные гунны

Степной саранчой пролетают на Рим!..

Тяжелое солнце

                           в огне и туманах,

Поднявшийся ветер упрям и суров.

Полыни горьки, как тоска полонянок,

Как песня аулов,

                              как крик беркутов.

Безводны просторы. Но к полдню прольется

Шафранного марева пряный обман,

И нас у пригнувшихся древних колодцев

Встречает гортанное слово — аман!

Отточены камни. Пустынен и страшен

На лицах у идолов отблеск души.

Мартыны и чайки

                                 кричат над Балхашем,

И стадо кабанье грызет камыши.

К юрте от юрты, от базара к базару

Верблюжьей походкой размерены дни,

Но здесь, на дорогах ветров и пожаров,

Строительства нашего встанут огни!

Совхозы Киргизии!

                             Травы примяты.

Протяжен верблюжий поднявшийся всхлип.

Дуреет от яблонь весна в Алма-Ата,

И первые ветки

                             раскинул Турксиб.

Земля, набухая, гудит и томится

Несобранной силой косматых снопов,

Зеленые стрелы

                              взошедшей пшеницы

Проколют глазницы пустых черепов.

Так ждет и готовится степь к перемене.

В песках, залежавшись,

                                     вскипает руда,

И слушают чутко Советы селений,

Как ржут у предгорий, сливаясь, стада.

1930

ПРОВИНЦИЯ-ПЕРИФЕРИЯ

Я знал тебя от ржавых плотин

И до скобы железной,

До самых купецких рябых полтин, —

Губернский город Семипалатинск

И Павлодар уездный.

Провинция!

Ты растопила воск

Свечей церковных. И непрестанно

Спивались на Троицын праздник в лоск

Все три отдела казацких войск

От Омска и до Зайсана.

И смертно Васильев Корнила Ильич,

Простой, как его фамилия,

Хлестал огневик, багровел, как кирпич,

Он пил — тоски не в силах постичь,

И все остальные — пили.

Корнила Ильич, урони на грудь

Башку! Ты судьбе не потрафил.

Здесь начат был и окончен путь,

Здесь кончен был безызвестный путь

Блистательных биографий!

Но если, как в окна весенний дождь,

Кровь шибко в висок ударит,

Кромешная кровь и шальная…

Что ж, Тогда хоть цепями память стреножь,

А вспомнишь о Павлодаре.

Речные гудки, иртышский плес

И тополь в одежде рваной…

Я помню твой белогрудый рост,

Гусиные лапы твоих колес,

Твой рев, «Андрей Первозванный».

Провинция, я прошел босиком

От края до края тебя — и вижу…

Пусть ты мне давала семью и дом,

Кормила меня своим молоком, —

Я всё же тебя ненавижу.

Но эта ненависть свежих кровей,

Которой — не остановиться!

Горячие рельсы в пыльной траве!

Гляди: слетели кресты с церквей,

Как золотые птицы.

Но это щебень ржавых плотин

Под вьюгой веселой и грозной,

Где друг против друга — как один —

Промышленный город Семипалатинск

И Павлодар колхозный.

Навстречу ветру распахнута грудь,

Никто судьбе не потрафит,