Собственная жена - [8]

Шрифт
Интервал

Я даже не помню, как очутился в кегельбане, как ввязался в состязание на деньги. Я так увлёкся, что даже не сразу врубился, когда мне сказали по телефону про жену. Что она попала в катастрофу и лежит в морге. Что нужно приехать и всё такое прочее. Я слушал, как в трубке раздаются какие-то голоса-звуки, я видел, как шар, пущенный моим соперником, летит по жёлобу. Мне хотелось спросить, крикнуть: как же так, произошла ошибка, ведь я отменил заказ?..


Дочка слушала меня, смотрела в упор – таким же взглядом, как у жены в ту ночь перед несчастьем.

«Несчастный папка», – сказала дочка, схватила мою голову, прижала к своей груди.

Я чувствовал, как её слёзы скатываются мне на щёку. Я чувствовал дочкин запах, я ощущал её живое бьющееся сердце.

Затем она оттолкнула меня, посмотрела, уже другим взглядом – и ушла.


И вот теперь я жду суда.

Собственно говоря, суд мне не интересен. Наш суд. Наш самый справедливый советский, то есть российский суд.

Я сужу себя другим судом.

Каждый вечер ко мне прилетают эринии, богини судьбы с глазами, как у моей дочки или жены, и я с ними веду беседу. О том, о сём. Вы не поверите, они убеждают меня в том, что я не виноват. Сначала я этому очень удивлялся, а потом понял, что так и должно быть.


Сегодня надзиратель принёс мне записку.

Знакомою рукой на бумажке написано:

«Теперь мы в расчёте».

Это рука моего бывшего шефа, финдиректора, мне ли её не знать.

Когда дочка спросила меня, не я ли убил её маму, я даже не задумался, от кого она всё узнала, кто её просветил, подсказал.

Конечно, это был он, мой бывший шеф. Такие люди не прощают обид. Я ждал пули, он отмстил по-другому.

Там, на бумажке, есть ещё приписка. Её смысл в том, – что я вряд ли доживу до конца срока. Сам-то он меня простил, а вот другие – нет. Он, конечно, намекал на президента и безопасника.

Это даже благородно с его стороны, такая забота обо мне. Чудак, он не понимает, что мне теперь ничего не страшно.

Ведь я сделал самое главное в своей жизни: позаботился о своей дочери. Ей не придётся отвечать на самом страшном суде – суде крови.

В конце концов, мы, родители, для того ведь и существуем на белом свете, чтоб вовремя защитить своего ребёнка.

Это – самое главное.

А всё остальное – деньги, женщины, мужчины, жизнь и смерть, в сущности, – пустяки.


Еще от автора Виктор Иванович Калитвянский
Легенда о кимрском сапожнике

Крепостной сапожник влюбляется в дочку купца, хочет выйти на волю, чтобы жениться на свой любимой. Любовь заставляет его пуститься в рискованные предприятия, даже приводит его в Петербург к царю Петру…


Рекомендуем почитать
Что тогда будет с нами?..

Они встретили друг друга на море. И возможно, так и разъехались бы, не узнав ничего друг о друге. Если бы не случай. Первая любовь накрыла их, словно теплая морская волна. А жаркое солнце скрепило чувства. Но что ждет дальше юную Вольку и ее нового друга Андрея? Расставание?.. Они живут в разных городах – и Волька не верит, что в будущем им суждено быть вместе. Ведь случай определяет многое в судьбе людей. Счастливый и несчастливый случай. В одно мгновение все может пойти не так. Достаточно, например, сесть в незнакомую машину, чтобы все изменилось… И что тогда будет с любовью?..


Избранные рассказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Цыганский роман

Эта книга не только о фашистской оккупации территорий, но и об оккупации душ. В этом — новое. И старое. Вчерашнее и сегодняшнее. Вечное. В этом — новизна и своеобразие автора. Русские и цыгане. Немцы и евреи. Концлагерь и гетто. Немецкий угон в Африку. И цыганский побег. Мифы о любви и робкие ростки первого чувства, расцветающие во тьме фашистской камеры. И сердца, раздавленные сапогами расизма.


Шоколадные деньги

Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.


Переполненная чаша

Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.


Тиора

Страдание. Жизнь человеческая окутана им. Мы приходим в этот мир в страдании и в нем же покидаем его, часто так и не познав ни смысл собственного существования, ни Вселенную, в которой нам суждено было явиться на свет. Мы — слепые котята, которые тыкаются в грудь окружающего нас бытия в надежде прильнуть к заветному соску и хотя бы на мгновение почувствовать сладкое молоко жизни. Но если котята в итоге раскрывают слипшиеся веки, то нам не суждено этого сделать никогда. И большая удача, если кому-то из нас удается даже в таком суровом недружелюбном мире преодолеть и обрести себя на своем коротеньком промежутке существования.