Собственная жена - [6]

Самое удивительное, что внешними приметами убийца смахивал на… трудно поверить! – на безопасника. Когда же у него в сейфе нашли кассету с записью сексуальных утех президента с моей женой, безопасник был арестован, а с президента отобрали подписку о невыезде.

Я, разумеется, дочку от всей этой грязи ограждал – как мог. Можно сказать, я её изолировал от внешнего мира и не мог дождаться, когда улетит в свой Лондон. От греха подальше, а там всё уляжется, боль утихнет, тогда и навидаемся, и нарадуемся, и нагорюемся. Оставался один день до её отъезда в Лондон, даже один вечер, потому что рано утром надо было ехать в аэропорт, и тут она выразила желание развеяться. Робко так попросила: погулять с подругами, по Москве. Напоследок. Она словно стыдилась этого своего желания и виновато на меня поглядывала.

Всё было хорошо, всё шло хорошо, – то есть я имею в виду, что у нас с дочкой всё было хорошо, мы как-то сблизились ещё больше в этих ужасных обстоятельствах, мы понимали один другого с какой-то нечеловеческой чувствительностью, с полуслова и полужеста, даже не глядя, спиной и затылком.

И вот дочка пошла погулять, попрощаться с Москвой.

Она вернулась в шестом часу и сразу прошла к себе.

Мне как-то сделалось нехорошо, неуютно.

Я почувствовал неладное, но пытался себя успокоить: дескать, мало ли что, подружки-приятели, гулянки-танцульки.

Битый час я просидел на кухне, не в силах подняться.

За стеной, в комнате дочери висела тишина, и с каждой минутой тишина эта наливалась всё большей тяжестью.

Наконец я покинул стул, подошел к дочкиной двери.

«Ты спишь?» – спросил я.

«Нет», – ответила она.

Голос был низкий, нехороший голос.

Собрав все силы, я толкнул дверь. Дочка сидела на кровати, обняв колени.

«Включить свет?» – спросил я.

Она ничего не ответила и не сделала ни одного движения.

«Надо собираться, – пробормотал я. – Утром рано вставать и…».

«Я не полечу завтра, – сказала она тем же голосом. – Я сдала билет».

Мне надо было спросить её, почему она сдала билет, ведь ей надо поскорей возвращаться, ведь ещё вчера мы обсуждали – может ли она уехать так скоро после похорон, оставить меня одного в такие тяжёлые дни (она беспокоилась обо мне, доченька!). Мне следовало спрашивать и говорить, следовало подбежать к ней, обнять ее, прижать к себе… – но ни язык, ни ноги не слушались меня, я стоял на пороге и молчал.

И тут я увидел её глаза. Сквозь полумрак на меня смотрели глаза жены. Она вот так же глядела на меня из-за сигаретного дыма, – как сейчас дочка из своего угла.

«Папа, – сказала дочка и голос её дрогнул, сломался, от низкого – к высокому. – Папа, – сказала она, – это ты убил маму?»

Знаете ли вы, господа, что это такое: услыхать от своего дитяти, от своей кровинушки, от своей девочки – такой вот вопрос?

«Папа, – спросила она, – ты убил маму?»

Как отцу отвечать на такой вопрос своей дочери?

Наверное, вот так же сын древнегреческого героя спросил свою мать, перед тем, как убить её: мама, ты убила папу?

Что могла ответить бедная женщина?

Что она не убивала мужа, а была всего лишь организатором преступления?

Что она пошла на этот чудовищный, на взгляд постороннего, шаг – ослепленная страстью, ненавистью?..

А ведь она была обманщицей, изменщицей… и она посчитала себя вправе – убить.

Что же мог ответить я?

Я мог сказать многое.

Но это была моя дочь. Она же – дочь моей жены. Поэтому она имела право на свой суд.

И я готов был принять её вердикт, как когда-то, тысячи лет назад, его смиренно приняла грешная жена древнегреческого царя.

«Папа, – сказала дочка, – ты должен пойти и все рассказать. Потому что все эти люди не виноваты, правда?»

Я молчал.

«Папа, – продолжала дочка, – если ты не пойдёшь в милицию, то я… я…».

Дочка замолчала, словно захлебнулась, но я всё понял. Я повернулся, надел пальто и вышел на улицу.

Часа два я бродил по Москве. Витрины сияли, автомашины шуршали шинами, публика валила во все стороны.

Я поехал в кегельбан. Распорядитель встретил меня как родного, я уселся за столик у своей дорожки и посидел так с четверть часа. Затем позвонил следователю и попросил его приехать. Дескать, есть новые сведения по известному делу.

И я без утайки рассказал следователю все детали.

Раз уж я не смог оградить дочку от всей нашей грязи, – теперь мне было всё равно.

И я рассказал следователю, как я это проделал.

Я сразу понял тогда, – всё нужно делать самому. Никому нельзя довериться. Никому.

В своё время безопасник рассказывал мне, как ищут наёмных убийц, киллеров. Оказывается, для выхода на них и для последующей связи самое простое и эффективное, – Интернет. Это называется: «найти человека, который решает проблемы».

Я дал объявление и через неделю получил ответ. Мне предлагали встретиться. Надо было принести фотографию и задаток.

Надо признаться, я растерялся. Всё получалось слишком быстро. Хорошо помню, меня поразило: как скоро в наше время можно реализовать любое желание, даже самое необычное!..

Я ответил своему корреспонденту, что уезжаю в командировку. Я хотел дотянуть до вторника. Попросту говоря, отложил принятие последнего, окончательного решения до вторника.

Я нашёл повод, чтобы во вторник жена оставалась дома с полудня до вечера. Я подстроил так, что к нам должны были прийти для мелкого ремонта. Но жена упёрлась, отказалась наотрез: любой день, кроме вторника…