Собрание стихотворений - [101]

Елки выросли из вьюг.

Я любил плоды и зерна,

Пыль дорог и даль над ней,

В глубине воды озерной

Видеть камушки на дне.

И в хохочущем полете,

Свечи вечера задув,

До зари дышал у плоти

В бело-розовом саду.

Щеки жалил холод зимний,

Были весны хороши.

Заползая под трусы мне,

Копошились мураши.

Я пугал веселых белок,

Нюхал зелень, Берендей,

Капал сок с березок белых,

Тек, липуч, по бороде.

Что мучения, Иосиф[13]?

Что обман очей иных?

Шел я в шелесте колосьев,

Был веселья ученик.

Солнце — брат мой, звезды — сестры.

Хорошо громам под стать

Шумной шуткой, солью острой

Хлеб насущный посыпать.

Чтобы сердце не скудело,

Не седела голова,

Нам давай живое дело,

А не мертвые слова.

Нам побольше пыла, жара,

Чуда жизни, чуда ласк,

Чтобы плоть не оплошала,

Чтобы радость удалась!

Пой, лесная Лорелея,

Низость смерти отрицай,

Что улыбка дуралея

Стоит грусти мудреца.

Не позднее 1952

              ЛЕШИЙ^{490}

Я — безумный и добрый леший.

У меня лесные глаза.

С волосатых моих предплечий

По ладоням течет роса.

Я люблю смоляные чащи

И березы в сиянье зорь,

И дареных обедов слаще

Черный хлеб и морская соль.

А в лесах запевают птицы,

И когда, потрудясь, поем,

Без смущения рву страницы

Знаменитых людских поэм.

Простираю до солнца лапы,

Ненавижу людской обман.

Не стыдясь, богатырь и слабый

Приникают к моим губам.

Все люблю и храню, а паче

Ребятишек наивный быт,

Запах детский да смех ребячий.

Никому не чиню обид.

Налетай, мой любимый ветер,

Раздувай нутряной костер!

Все мне братья на белом свете,

Исключая младых сестер.

И не мне, и не мне отпираться

От всего, чему сердцем рад,

От бессонницы, от пиратства,

От великих моих утрат.

Не позднее 1952

* * *

С благодарностью всем, кого любим^{491},

Мы в певучие трубы вострубим.

Мы прославим как редкостный дар

Лесоруба удачный удар,

И торжественный труд земледельца,

Чтобы Север в колосья оделся,

И учителя в дальнем селе,

Чтобы людям жилось веселей, —

С благодарностью всем, кого любим,

С благодарностью северным людям,

Кто, с морозу на пальцы подув,

Как железо ломает беду,

Кто глухой и неласковый Север

Полюбил, приукрасил, засеял.

Не позднее 1952

Книга 2. Солнце на улицах

* * *

Я не служил унынию и лени^{492},

Как Бог трудился, ширью мировой

Дышал и брел, о девичьи колени

Любил тереться русой головой.

И день настал, и вот сбираю дань я,

И перед сонмом дружественных лиц

Усталый смех труда и обладанья

Да прозвенит с отчетливых страниц.

Хвала мужам и женам человечьим,

Хвала рожденным в муках и крови,

Ночам и дням, утратам и увечьям,

Дыханью грез и чувственной любви!

Расти, душа, под шум лесной листвы,

Для новых дум, для нового труда.

Оставьте всякое отчаяние, Вы,

Входящие сюда.

Не позднее 1952

* * *

Трепет жизни, всю душу пронявший^{493},

Свет весенний, хмельное питье,

Замолчишь ты, мальчишество наше?

О, шуми, золотое мое!

В честь того, чтоб случалось почаще,

Ради верных и радостных рук,

Подымайте зажженные чаши,

На колени берите подруг.

И под вольное пенье рассказа,

Словно музыка дум о былом,

Виноградные горы Кавказа

Засверкают над нашим столом.

И откроются пышные дали,

И воочью возникнут из тьмы

Все загадки, что мы разгадали,

Города, что построили мы.

И наполнится полночь огнями,

И осыплет с макушки до пят

Злато злаков, посеянных нами,

И лесные ключи закипят.

Среди тостов соленых и зычных,

Среди сочных колбасных гирлянд

Будь как дома, знаток и язычник,

Пробуй все, веселись и горлань!

О, дороги, покрытые пылью,

В звоне бури и в шелесте трав.

О, приблизься, заря изобилья!

О, побудь еще, юность, щедра!

Подымай благодарные взоры,

Золотая моя немота.

Мастера, оптимисты, обжоры,

Я пожизненно ваш тамада!

Пусть за далью, за далью степною,

Обнаженное, в звездной пыли,

Запоет под победной ступнею

Вечно юное тело земли.

Не позднее 1952

* * *

Не хочу на свете ничего я^{494},

Кроме вечной радости дорог,

Чтоб смеялось небо голубое

И ручьи бежали поперек,

Кроме сердца бьющегося, кроме

Длинных ног и трепетных ноздрей,

Золотых ночлегов на соломе

И речных купаний на заре.

Не желаю ничего на свете,

Только пить румяную росу,

Слушать, как трещат сухие ветви

И гремят кузнечики в лесу,

До пупа порвать свою рубашку,

Сапоги отдать кому-нибудь,

Рыжих пчел и милую ромашку

Благодарным словом помянуть.

Ничего на свете не хочу я,

Лишь бы жить свободным и босым,

Под хмельными звездами ночуя,

Славя ту, чей свет неугасим.

В добром смехе голову закинув,

Каждой травке верен и знаком,

Пить вино из глиняных кувшинов,

Заедая хлебом с чесноком.

Не позднее 1952

             КАВКАЗУ^{495}

Я тебе не чужой человек.

Мы не просто большие друзья.

Мы сошлись и связались навек.

Нас нельзя разлучить и разъять.

И, быть может, в стотысячный раз

О тебе и грустим и поем,

Соколиное горло — Кавказ,

Неуютное счастье мое!

Ты мне звонко чихаешь в лицо

Неожиданным взрывом ветров.

Я тебе отвечаю, кацо:

Будь здоров — и я буду здоров.

Я целую вершины твои,

Как седую отцовскую прядь.

Если гибель почую в крови,

То к тебе возвращусь умирать.

Если трудной мне будет тропа,

Дай плечом прикоснуться к тебе.

Ты — могучий, ты жизнью пропах,

Помоги мне, отец мой, в борьбе.

Прямо в горы — из душных трущоб —

Мой веселый, мой яростный путь.

О, еще бы хоть раз, о еще б

Этим ветром до боли вздохнуть.

<1942, 1952>

* * *

Гамарджоба вам, люди чужого наречья!^{496}

Снова и вечно я вашим простором пленен…