Собрание сочинений в шести томах. Т. 2: Рим / После Рима - [469]

       Будь мне примером Парис – я выбираю тебя.

Не побоялся Парис отдать предпочтенье Венере,

¹⁴⁰       Чтобы наградой ему стала Елены краса.

Ты, по суду моему победившая в песенном споре,

       Дай мне в награду за то девичью сладость твою.

Если же я не кажусь достойным подобной награды —

       Дай, что можешь мне дать, девичью честь сохраня.

Ежели мне не дано насытиться внутренней сластью —

       Что же, мне будет мила даже наружная сласть».

Мне рассмеялась в ответ звенящим красавица смехом:

       «Все сомненья рассей: ты – мой возлюбленный друг!

Все сомненья рассей, – повторяет, сомнения видя, —

¹⁵⁰       Только с тобою вдвоем нас сочетает любовь.

Будешь ты мой, я тебе подарю мою девичью сладость —

       Сохранена для тебя девичья целость моя.

Не сомневайся, тебя не долгое ждет ожиданье —

       Этой же ночью со мной будешь ты ложе делить».

Так промолвив, она «Прощайте!» сказала подругам

       И поспешила к себе в пышно разубранный дом.

Феб в колеснице своей нисходил уже в волны морские

       В час, когда мы вошли в ложницу девы моей.

Помнил я клятву ее – и все-таки клятве не верил,

¹⁶⁰       Клятве, что ляжет она этою ночью со мной.

Я и решил испытать – испытать никогда не мешает, —

       Точно ли хочет она сладкую клятву сдержать.

Делаю вид, что спешу, как будто пора мне прощаться:

       «Поздно, пора мне идти – милая дева, прости!»

«Нет! – отвечает она, обнимая и в губы целуя, —

       Здесь для тебя и меня нынче готовится пир,

Здесь меня и тебя ожидает любовное ложе,

       Здесь Венера царит и сладострастный Амур.

Время уж позднее, ночь, темнота окутала землю,

¹⁷⁰       И не сияет с небес свет благосклонной луны.

Все на запорах ворота, ни выхода нету, ни входа,

       Ты по такой темноте не доберешься домой.

А по дорогам ночным порой привидения бродят,

       Подстерегая того, кто задержался в пути.

Ночь – причина одна, любовь – причина вторая,

       Чтобы остался ты здесь, в светлом покое моем.

Я же сама и просьбы мои – вот третья причина:

       Пусть она будет, прошу, веской, как первые две.

Как, неужели втроем – и ночь, и любовь, и подруга —

¹⁸⁰       Мы не сумеем тебя здесь удержать одного?

Милый, останься со мной – ты любовь мою скоро узнаешь!

       Если сейчас ты уйдешь – камень в груди у тебя!»

Как не склониться на просьбы ее, на ее уговоры,

       Если у нас у двоих было желанье одно?

Ясно мне стало: она меня действительно хочет,

       Было бы это не так – этих бы не было просьб.

Вот уж готовится пир, повсюду жарится мясо,

       Слуги приносят столы, ложа приносят к столам…

…………………………………………………………….

¹⁹⁰       Каждый в доме слуга занят при деле своем.

Тот полотенце несет, тот блюдо, тот чаши и кубки —

       Всякий стараньем своим рад перед гостем блеснуть.

Вот мы садимся за стол, накрытый для пышного пира, —

       Но и за пышным столом радости не было мне.

Стоило мне поглядеть в лицо и в очи подруге,

       Как трепетало опять внутренним тело огнем.

Ах, сколько раз, сколько раз испускал я стенанья и вздохи,

       Видя на милых устах нежной улыбки привет!

Пусть, как хотят, говорят, что улыбка влюбленному в радость, —

²⁰⁰       Я от улыбки ее горькую чувствовал боль.

Боль сжимала меня, и не впрок были сладкие яства,

       И ни одним я не мог тело свое подкрепить.

«……………………………………………………» —

       Так она мне сказав, поцеловала меня. —

«Милый, прошу я тебя, отведай хоть ляжку говяжью,

       Чтобы, окрепнув, смелей ляжек коснуться моих.

Съешь эту ногу, не в тягость она, – и за это наградой

       Ноги мои для твоих в тягость не будут плечей».

Принял я все, что она мне дала, и съел без остатка,

²¹⁰       И никакая еда мне не бывала вкусней.

Будь даже эта еда гораздо и проще, и хуже —

       Мне бы за этот посул сладкой казалась она.

Вот, заслужив похвалу, беру золотую я чашу,

       Губы к краям подношу там, где она отпила.

Так и наелся я, так и напился я с помощью милой,

       А без нее бы не в прок мне ни еда, ни питье.

Кончился ужин, и стол опустел, и велит моя дева,

       Чтобы постлали рабы ложа и нам, и себе.

Но понапрасну велит: уже опьяненные слуги

²²⁰       Знать не хотят про постель, Вакху лишь славу поют.

Отягощенные сном и вином, бредут они шатко,

       И ни рабыня, ни раб места себе не найдет:

Этот на сено залез, другой под сеном укрылся,

       Третий солому себе сонно сгребает под бок.

Сам тогда я встаю, и встает со мною хозяйка,

       В опочивальню ее об руку с нею идем.

Свежее ложе стоит – казалось бы, малое ложе,

       А ведь сумело двоим сладкой утехою быть.

Изображенья богов и богинь его украшали —

²³⁰       Вырезал образы их резчик искусной рукой.

Сам Юпитер стоял и смеялся любовным забавам —

       То под обличьем овна, то под обличьем орла.

В стольких видах его представил достойный художник,

       Что и поверить нельзя, будто во всех он один.

Были с другой стороны изваяны той же рукою

       Марс и Венера вдвоем, рядом на ложе любви;

Здесь же ревнивец Вулкан на них раскидывал сети,

       Чтобы нагие они в хитрый попались силок.

Даже и я испугался, не нам ли он строит засаду, —

²⁴⁰       Так хорошо изваял резчик ревнивую страсть.

Я посмеялся, со мной и моя посмеялась подруга —