Собрание сочинений в шести томах. Т. 2: Рим / После Рима - [435]

Ежели ты у юнца оставишь вину без вниманья, —

       Пылкий отец на тебя высыпет грубую брань.

Ежели, наоборот, юнец получил по заслугам, —

       Тоже готовься принять ругань, попреки и гнев.

Столько и чисел нельзя сыскать на таблице счисленья,

       Сколько распрей и свар перед тобою кипит.

Неучей буйных толпу удержать от насилья и драки —

       Это не честь, а беда: кто испытал, подтвердит.

Много меж тем и невежд, учеными быть притязая,

       К кафедре лезут твоей: все их посулы – ничто,

Мудрость их – имя без вещи, а плата им – вещь, а не имя;

       Имя у них на виду, суть их сокрыта внутри.

И неученый ученых теснит, неученый угодней

       Тем, кто за вескую мзду даст им опору в себе.

Филину жаворонок, гусям попугай, галке лебедь

       И Филомела сама ворону место дает.

Но, утомленная долгим путем, сдержу мои стопы:

       Здесь пресекается шаг разноразмерных колен».

МАТВЕЙ ВАНДОМСКИЙ

Текст дается по изданию: Памятники средневековой латинской литературы X–XII веков / Отв. ред. М. Е. Грабарь-Пассек, М. Л. Гаспаров. М.: Наука, 1972. С. 440–446.

ИЗ «ПИСЬМОВНИКА»

Клирик – девушке

Просит влюбленный любви, как древле Назон у Коринны

       И у Елены Парис благоуспешно просил.

Нет мне надежды на жизнь, и вот, как лебедь прибрежный,

       Смерть почуяв свою, эту слагаю я песнь.

О, звезда между звезд, бриллиант девичьего круга,

       Целого мира краса, светоч натуры, привет!

Ты – мой от века удел, отрада моя и услада,

       Ты – исцеленье от мук, нет без тебя мне любви.

В горьком сомненье тебя умоляю, но лучше признаться

¹⁰       В смертных ранах моих, чем, умирая, молчать.

Мне упованье велит дерзать, а страх воспрещает,

       И в колебанье моем страсть указует: «Пиши!»

Благоговейно склонясь пред тобою, тебе предаюсь я, —

       Пусть же милость твоя даст мне желанный покой.

Ты озаряешь меня сияньем, живишь благодатью,

       Лик твой – пища для глаз, сам же я – пища любви.

Бледность моя и вздохи мои выдают мою жажду,

       Сохнет тело мое, изобличая любовь.

В каждом слове моем, в каждом взгляде, в движении каждом

²⁰       Весть о страсти моей, глас о жестокой любви.

Ты мне смертная казнь и ты мне крестная мука, —

       Лишь о твоей красоте целыми днями томлюсь.

Ночью на ложе моем испускаю стенанья и стоны;

       Изголодавшись во сне, влажно блуждают глаза.

Ночью воочью стоишь предо мной, – любуюсь любимой

       Шеей, лилеи белей, лбом, как слоновая кость.

Всем хороша ты, и статной походкой, и светлой улыбкой,

       И остротою речей в юной твоей простоте.

Мнятся мечте поцелуи твои, объятия манят,

³⁰       Праздной влекусь я мечтой к ложу стыда твоего.

Мнятся Венерины царства, еще не покрытые пухом,

       Царства, таящие сласть в недрах медовых своих.

Это мечта; но если мечта поженится с былью,

       Буду блаженнее я, чем громовержущий бог.

Божеской волей моей тебе назначаю я ложе,

       Перед тобою излив ласки, моленья, слова,

Речи мои изливаю, Улиссовым мечу чеканом

       Каждое слово мое – так обольщают богинь.

Слов подсказчик моих – искуснейший в мире вития:

⁴⁰       Пламень жаркой любви, рвущейся к цели своей.

Видя тебя пред собой, я словно звезду свою вижу,

       И, побледнев, ослабев, я цепенею, любя.

Нем становлюсь, смеркается ум, безмолвствуют речи,

       Дух витает вовне, робкое слово дрожит.

Заговорить решась, не решусь, и начавши, не кончу,

       Слово со словом и мысль с мыслью утратили связь.

Ум похитила мой Венера жестокая, ибо

       Перед тобою моя стала невеждой любовь.

Все пять чувств у меня единой Венере покорны,

⁵⁰       Зренью вослед торопясь общую службу служить.

Горше всего для любви утратить дары осязанья —

       Что не дано наяву – в воображенье придет.

Вид твой питает мой взор и дразнит мое осязанье —

       Сладость вкушают глаза, голодом мучится ум.

Ежели дастся покой, и сон благодетельным гостем

       Томные вежды сомкнет – это во славу твою.

Мне в страданьях моих сострадают ночные виденья —

       Сон благодетельный мне мнимую негу дарит.

Зло, которое въяве, – добром, которое мнимо,

⁶⁰       Рану – бальзамом мечты лечит целительный сон.

Образы ночи меня ободряют, обманы ласкают,

       Мнимости благотворят, зыбкие лики целят.

Я пробуждаюсь, встаю, вздыхаю, и внутренний враг мой

       Вновь предо мною, и вновь гнет меня гневный Амур.

Припоминаю ночные утехи, о призрачных ласках

       Вспомню, и сердце мне жжет память минувших услад.

Жалуюсь горько, что ночь коротка; мимолетная радость

       Пленному сердцу милей, чем повседневная боль,

Вот мечта моя, вот мольба моя; ты мне причина

⁷⁰       Муки, ты для меня стань исцелением днесь.

Страх терзает меня, отчаянье мучит мне душу,

       В тщетном желанье моем скорбной кончиной грозя.

Знай, что твоя красота угрожает пороком себе же —

       Омут злонравий людских топит людскую красу.

Только злонравье твое меня в отчаянье ввергло —

       Мачеха добрых чувств, матерь жестоких и злых.

Горе несчастному мне! Я вижу: лилейная прелесть

       Зимний скрывает мороз, злобный питает обман.

Тень омрачает лучи, червяк под розовым стеблем

⁸⁰       Тлит цветущий цветок, роза без розы грустит.

Розу губят шипы, дуновение губит лилею,