Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ десятый. Стихотворенія - [4]

Шипучаго вина. Въ ней радость бьетъ ключемъ.

Та бурная весна — живая юность наша.

Ей гнетъ ненастій нипочемъ.

     Ей мѣсто есть вездѣ. Ей весело рѣзвиться

     На шумной улицѣ, въ рядахъ толпы густой.

     Задѣть ее нельзя: она рычитъ, какъ львица,

     Готовая къ прыжку, лишь кто ей скажетъ: Стой!

На нивахъ и поляхъ она работы проситъ.

Уже въ рукѣ ея блестящая коса;

Она идетъ впередъ и безъ пощады коситъ

Не мягкую траву, дремучіе лѣса.

     Широкимъ топоромъ она затворы рубитъ,

     Тяжелымъ молотомъ желѣзный ножъ куетъ.

     Не удержать ее. Она опасность любитъ,

     Идетъ на приступъ и поетъ.

Та пѣсня вольная и полная веселья,

Какъ журавлиный кликъ, ликуетъ и звенитъ.

Она вливается въ глухія подземелья

И улетаетъ въ высь, на голубой зенитъ.

     Предъ нею падаетъ тюремная ограда,

     И осыпается гранитный верхъ стѣны.

     Побѣды юной вѣсть, надежда и отрада,

     Та пѣсня вольная есть первый громъ весны.

1904 г.

Пѣсня о стали

(Изъ пѣсенъ труда.)

Станки, не смолкая, стучатъ и скрипятъ,

Напилки скрежещутъ, звеня,

Ремни приводные, какъ змѣи, шипятъ,

Колеса мелькаютъ, какъ призраковъ рядъ,

Кружится, гудитъ шестерня.

     Чудовищный молотъ уходитъ подъ сводъ

     И внизъ упадаетъ, какъ громъ,

     Онъ брусъ раскаленный съ размаху куетъ;

     При каждомъ ударѣ трясется заводъ,

     И сыплются искры дождемъ.

Но домна, какъ башня, стоитъ впереди,

Ее не колеблетъ ударъ.

Въ ея неподвижной широкой груди

Реветъ разъяренный пожаръ.

     Тамъ пламя бушуетъ и бьется въ плѣну,

     И рвется наружу, какъ звѣрь,

     И выплеснуть хочетъ живую волну

     Сквозь плотно закрытую дверь.

Нашъ трудъ напряженный не знаетъ конца,

Намъ больно расправить ладонь.

И потъ непрерывно струится съ лица,

И жжетъ нашу кожу огонь.

     Такъ отдыха мало, такъ много нужды!

     И дѣти такъ часто сидятъ безъ ѣды…

     Но намъ напряженья не жаль…

     Изъ сѣрой, сыпучей, невзрачной руды

     Мы дѣлаемъ звонкую сталь…

Вѣка за вѣками лежала руда

Въ утробѣ лѣнивой земли,

Но знанія сила и сила труда

Оттуда ее извлекли.

     Довольно въ подземной дремать глубинѣ!

     Ступай въ раскаленную печь!..

     Крестить тебя надо въ кипящемъ огнѣ,

     Чтобъ шлакъ отъ металла отжечь!..

Огонь уменьшился… Скорѣе туда

Прибавьте нарубленныхъ дровъ!

Прожорливый Молохъ не спитъ никогда

И требуетъ новыхъ даровъ.

     Въ утробѣ его погибаютъ лѣса,

     На землю ложится печаль.

     Предъ нимъ исчезаетъ земная краса…

     Но, копотью черной застлавъ небеса,

     Руду превращаетъ онъ въ сталь.

И уголь съ рудою смѣшайте на треть,

Осколки раздробленныхъ плитъ!..

Онъ будетъ безъ пламени тускло горѣть,

Но печь до-бѣла накалитъ.

     И каждый широко отколотый пластъ,

     Блестящій, какъ черный хрусталь,

     Завѣтную твердость металлу отдастъ,

     Чтобъ сдѣлать звенящую сталь…

Расти же, работы могучій хаосъ,

Шуми, не стихая, заводъ!

Кружись, вереница бѣгущихъ колесъ.

Скрипучихъ станковъ хороводъ!

     Пусть скрежетъ напилка и молота стукъ

     Въ туманную катятся даль!..

     Десятками долгихъ мелькающихъ рукъ

     Хватайте готовую сталь!

И сотнями тонкихъ, извилистыхъ змѣй

Впивайтесь въ блестящую грань!

На мелкія части терзайте скорѣй

Упругую, твердую ткань!

     Кусайте клещами, пронзайте сверломъ,

     Но пусть, покидая станокъ,

     Отточеннымъ, острымъ, звенящимъ клинкомъ

     Является каждый кусокъ.

Пѣсня о парѣ

(Изъ Эдварда П. Мэда.)

На свѣтѣ есть царь, безпощадный тиранъ,

Не сказки старинной забытый кошмаръ,

Жестокій мучитель безчисленныхъ странъ…

Тотъ царь называется: Паръ.

     Рука его грозно протянута вдаль,

     Рука у него лишь одна,

     Но рабскую землю сжимаетъ, какъ сталь,

     И тысячи губитъ она.

Какъ бѣшеный Молохъ, чудовищный богъ,

Онъ храмъ свой поставилъ на грудахъ костей,

И пламенемъ вѣчнымъ утробу зажегъ,

И въ пламени губитъ дѣтей.

     Съ толпой кровожадныхъ жрецовъ-палачей

     Людьми онъ владѣетъ, какъ вождь.

     Они претворяютъ кровавый ручей

     Въ чеканнаго золота дождь.

Они попираютъ ногами народъ

Во имя златого тельца.

Ихъ тѣшатъ голодныя слезы сиротъ

И вздохи больного отца.

     Предсмертные стоны вокругъ алтаря

     Имъ нѣжатъ, какъ музыка, слухъ.

     Въ чертогахъ свирѣпаго пара-царя

     Тамъ гаснетъ и тѣло, и духъ.

Тамъ царствуетъ ужасъ, тамъ гибельный адъ

Въ чертогахъ царя роковыхъ,

Тамъ тысячи мертвыхъ положены въ рядъ,

Они поджидаютъ живыхъ…

     Долой же слѣпую, бездушную власть!

     Вы, полчища бѣлыхъ рабовъ,

     Свяжите чудовища черную пасть

     И силу желѣзныхъ зубовъ!

И слугъ его наглыхъ, утратившихъ честь,

И совѣсть продавшихъ давно;

Пускай поразитъ ихъ небесная месть

Съ тельцомъ золотымъ заодно.

Углекопы

(Изъ пѣсенъ труда.)

Мы уголь ломаемъ кусокъ за кускомъ,

Подъ мелкимъ подземнымъ дождемъ.

Сквозь камень и воду, сквозь глину съ пескомъ

Мы узкія штольни ведемъ

     Крѣпче, мой молотъ, сильнѣе ударь,

     Мой черный, увѣсистый молотъ!

     Нашъ вѣчный погонщикъ, и сторожъ, и царь —

     Жестокій, мучительный голодъ.

Пусть камень сорвется, пусть лопнетъ бадья.

Оконченъ послѣдній расчетъ.

Шахтеръ, предъ тобою могила твоя,

Ты самъ ее вырылъ, какъ кротъ.

     Ты самъ ее вырылъ въ утробѣ земной,

     По двадцать копѣекъ за футъ.

     Голодные люди дешевой цѣной

     На гибель себя продаютъ.