Собрание сочинений. Том I - [68]

— Я слышу сердце и это сердце справедливо. Я изловил для вас опасного преступника. Взгляните сначала в мои глаза, — и он, порхая ресницами, приподнялся над полом на несколько миллиметров. — Готовьтесь к худшему: у моего товарища горячка, называемая в медицине «психозом недоенной коровы». Между нами говоря, ему недавно сделали укол. Он мне сам показывал фотоальбом, в котором вместо фотографий справки от психиатра. В последней написано — «осатаневший психопат».

— Задержите его, — завизжал БЯ, имитируя сигнализацию. — Он вор и мошенник!

— Лекарство подействовало, — подмигнул Сипович. — Кололи в макушку антипсихотики — так лучше усваивается. Типичная шизофрения с манией преследования. У меня мать…

Но Сипович не успел рассказать о медицинском прошлом своей матери, так как эта информация была неинтересна слушателям.

Полицейский внимательно выслушал обе стороны, и после жарких прений, в ходе которых были выдвинуты такие обвинения, как «наперсточник», «тюремная вошь» и пр., он приступил к оглашению приговора. Он собирался задержать обоих вплоть до выяснения всех обстоятельств.

Светлые очи Сиповича помрачнели.

— А ведь у меня в телефоне «02» на быстром наборе! — сказал он с упреком. — Что ж это делается, люди! Что мне теперь, убегать?!

— Стоять на месте!

— Не могу, — говорил Сипович, прыгая по квартире, как раненый козленок. — Это врожденное.

Полицейский оголил дубинку и приготовился фехтовать.

— Сердце мое и разум полны восхищения вами, а вот глазам вы как-то примелькались, — сказал Сипович, уворачиваясь от мастерских выпадов и тычков. — И вообще, предъявите документы. Срок действия истек! Почему не заменили удостоверение? Да не надо мне его показывать, я и так все знаю. Слышали про 286-ю статью? Загремите как миленький. Можно через вас передать отцу привет? Так, мне это надоело, немедленно наденьте на себя наручники!

Полицейский не растерялся от такой прыти и пошел на амбразуру, размахивая дубинкой, как нунчаками.

— Брут Яковлевич, чего вы стоите! Прыгайте в окоп, повсюду вражеские дубинки.

— Заслужили! Вам бы сесть в тюрьму — самое то!

— Не хочу вас расстраивать, но и вас посадят, лет на двадцать лет. А с вашим характером в тюрьме с вас три шкуры спустят.

— За что?! — запереживал БЯ, который был очень мнительным человеком.

— А будет за что — на все пятьдесят загремите. А тут так — для порядка, чтобы статистика была. Чин чинарем, как говорится. Вы что, никогда не сидели?

БЯ горестно констатировал, что такого опыта у него нет, хотя он ему сейчас ой как понадобился бы. Ему показалось, что параболическая траектория размаха дубинки постепенно смещается в сторону его лица.

— Мне страшно, — прокурлыкал он.

— И мне тоже. Только не говорите об этом, когда окажетесь в камере. И не смотрите никому в глаза. У вас взгляд провокационный. А лучше сразу скажите: ребята, делайте со мной, что хотите.

— Я порядочный гражданин!

— Все порядочные сидят. Например, мой отец вообще святой. Он обокрал храм, когда мог ограбить банк. Чувствуете борения высших сил? А Бог победил! Пришли за отцом, он так и сказал — «Спаси Господи!» И Он спас. Теперь сидит и благодарит Всевышнего, а то бы неизвестно, как жизнь сложилась.

БЯ верил в Бога и чувствовал, что и за его душу назревает какая-то потасовка.

— Секунду, — настороженно произнес Сипович, — кто-то стучит в дверь. Никого, — сказал он, пожав плечами и закрыл дверь с обратной стороны.

10

Оторвавшись от преследования, Сипович, охваченный отчаянием и глубокой печалью, спрашивал себя, есть ли на свете Бог, и если да, то как с Ним связаться? Ему требовалась консультация Специалиста.

Одинокий кочевник, запечатленный той трагической красотой, которую придали ему часы бесконечных странствий, он петлял зигзагами в переулках средней степени злачности.

Однажды Александр Македонский сказал: «Не позволяй Судьбе пинать тебя под зад, даже если нет иного способа двигаться вперед». Сипович слышал это афористичное наставление, поэтому носа не вешал. Он шел твердым шагом, оставляя в земле глубокие борозды.

Как известно, удача благоволит храбрым. В данном случае ее антропоморфическая сущность приняла облик нескольких шумных господ непрезентабельного вида, которые, очевидно, являлись типичными представителями местной фауны. Степень опухлости их лиц была того уровня, когда пол определять уже нет смысла. Они выглядели как чучела из паноптикума, которых облюбовали самые забористые заболевания планеты.

Джентльмены дискутировали вольным слогом, активно обмениваясь перегаром. Они обсуждали политическую ситуацию в стране, которая ранила нежные покровы их сердец. Глубокое страдание, облицованное полуматерными неологизмами, соблазняло матерых политиков с ближайшей пивной. Надгрызенные жизнью, они со знанием темы подключались к дебатам, перекрикивая друг друга и воняя дешевым пивом и воблой.

Здесь, на глубине нескольких метров ниже социального дна, происходил живой дискурс, находилась точка приложения идей, здесь брала свой исток риторика мировой философии. Здесь решалась судьба России.

Сипович увидел новые возможности и устремился к ним, жадно пожирая пространство. В момент, когда он подошел, разговор повернул в сторону пенсионной реформы и, ожидаемо, количество децибел увеличилось.