Собрание сочинений. Том I - [58]

Шрифт
Интервал

Горячее единоборство было досрочно завершено шумом, разнесшимся за дверью. Было похоже, что папа Карло повздорил с лесорубами. Фальстарт вылупился на дверь, как богомол на свою самку после дикой оргии, и в воздухе над его головой повис немой знак вопроса. После недолгой паузы дверь вылетела наружу, а на авансцену вышел Бухтаревич и тут же рухнул под стол. Вслед за упавшим телом

на пороге возник долговязый человек с острым лицом таксы. В руках его красовался пистолет, и если читатель думает, что субъект, явившийся в редакцию с оружием, имеет недобрые помыслы, то мыслит он в верном направлении.

Явно чем-то взбешенный, пришедший, не откладывая дело в долгий ящик, навел дуло на редактора.

— С кем имею честь? — надменно произнес Фальстарт. Он был предубежден против вооруженных людей, врывающихся в его апартаменты.

Новоприбывший снял пистолет с предохранителя и потянулся за ножом. Фальстарт тактично намекнул, что пистолета вполне достаточно и дальнейшая демонстрация арсенала лишена всякого смысла.

— Погодите! — воскликнул редактор. — Кошкин?.. Как я вас ждал!

— Сейчас я начну вас расстреливать, — проинформировал его Кошкин.

— Вас? — вмешался Сипович, которого задело это словесное айкидо. — Что значит «вас»? Потрудитесь уточнить, иначе у присутствующих может сложиться превратное впечатление о происходящем. Я этого господина первый раз в жизни вижу. Да и темновато тут. В общем, младенец практически. Я-то и говорить начал только в семь лет. До этого, так сказать, созерцал.

— Вы по поводу той шутливой статьи? — тем временем сделал вывод Фальстарт, пытая свое лицо страшной улыбкой. — Наверно, нахохотались вдоволь.

— Не совсем, — ехидно кинул Кошкин. — От меня все отвернулись. Я остался один, если не считать наркоманов, которые признали во мне родственную душу.

— Интересно живете, — сказал Сипович. Он обрел вид искусствоведа, призадумавшегося перед картиной Клода Моне «Дорога у фермы Сен—Симон». — Как вам это удается? Вот мой совет: заведите собаку. Между вами пробежит искра, вы ее полюбите, она полюбит вас — и вам не будет так одиноко. Когда-то у меня была овчарка, но она отравилась…

— Как же, — буркнул Фальстарт. — Почему-то я совсем не удивлен. Давайте начистоту. Покажите мне хоть одно живое существо, которое бы не вытошнило от вас. Вы хотите сказать, мне и моему близкому товарищу Кошкину — он обласкал теплым взглядом последнего, — что была на свете такая собака, которая жила с вами и не выгрызла себе сердце? За лица, вроде вашего, должны сажать. Неужели ваша собака отравилась случайно? Взгляните правде в глаза: она покончила с собой от одного взгляда на вашу фотографию.

Кошкин, не выдержав, закричал:

— Слушайте, придурки, мне надоела эта болтовня! Кто писал статью?!

— Что за фамильярность, мы с вами еще водку не пили! Позвольте мне наконец взять слово, — сказал Сипович, подводя ладонь к груди. — Как обыватель, смею заметить, обзывая всех придурками, впечатление производишь так себе. Но вам виднее. Обратите внимание, у меня давно была возможность покинуть наши дружеские посиделки, так сказать, бочком. Но запомните на всю оставшуюся жизнь: Сипович не из тех, кто двигается бочком.

Фальстарт осклабился, видя, что казнь откладывается на неопределенный срок.

— Не люблю хвастаться, но до вашего визита между мной и Александром Александровичем состоялся деловой разговор. Я журналист. Знаю кухню изнутри. Местный, так сказать. Это вам не кот начхал, у меня серьезная колонка. И никакой грязи. Криминальная хроника.

— У нас нет никакой криминальной хроники, — заступился за газету Фальстарт.

— Действительно? — Сипович изобразил искреннее удивление. Видимо, я ошибся. Со мной такое бывает. В детстве я перенес две трепанации черепа. С тех пор что-то не заладилось. Что ж, значит, в сущности, мне здесь делать нечего. На языке суахили есть такое выражение: «Ква хери!».31 Ква хери, Александр Александрович. Ква хери, Кошкин, — говорил он, осторожно передвигаясь в пространстве. — Ква хери! Ква хери! Ква хери!!!

— Он не в себе, — конфиденциально сообщил Кошкину Фальстарт. — Его-то и человеком всерьез не назовешь. Если бы только ваш пистолет как-нибудь случайно выстрелил в него…

— Ох, не нравятся мне ваши отпечатки пальцев, товарищ, — сказал между тем вошедший в роль Сипович. — Чем это вы занимались накануне? Признайтесь, насиловали? Кстати, размахивание пистолетом у носа частного лица может войти в привычку и снискать вам дурную славу. Зачем вы засунули дуло мне в ноздрю? Пугаете? Я не из пугливых. Представьте себе…

— Что это за придурок? — спросил Кошкин редактора, на что тот лишь кивнул в знак солидарности.

— … есть люди, которые боятся даже солнечного удара. Сипович из другого теста слеплен. Ловлю солнечные удары — и хоть бы хны. Знаете Кутузова? Человек с отменным иммунитетом — прям как я. Расскажу лучше случай…

Фальстарт закатил глаза.

— … однажды, когда я был в круизе, наш корабль потерпел крушение. Я прыгнул за борт и вступил в неравный бой с грозным Посейдоном. Конечно, меня удивило, что моему примеру никто не последовал, но, когда заполняешь себя литрами соленой морской воды, удивление отходит на второй план. Тем более меня атаковал голодный лосось, и мне пришлось поставить его на место. Но не об этом речь. Пока я отчаянно отражал удары стихии, мой корабль куда-то уплыл. «Ребята, — подумал я, — а как же я!» Это меня так огорчило! С вами такое бывает: кидаешься в воду, и все обитатели морских глубин вдруг набрасываются на тебя разом, а ты ждешь какой-то моральной поддержки, хотя бы даже в виде тонущего судна? И, знаете, такая обида меня взяла! Тогда я раскусил ловкий трюк, который ввел меня в заблуждение: кто-то крикнул: «Прыгай!» — и я прыгнул… Гм, гм… Гм!.. Что-то в горле першит. У вас нет при себе счетчика Гейгера?


Рекомендуем почитать
Севастопология

Героиня романа мечтала в детстве о профессии «распутницы узлов». Повзрослев, она стала писательницей, альтер эго автора, и её творческий метод – запутать читателя в петли новаторского стиля, ведущего в лабиринты смыслов и позволяющие читателю самостоятельно и подсознательно обежать все речевые ходы. Очень скоро замечаешь, что этот сбивчивый клубок эпизодов, мыслей и чувств, в котором дочь своей матери через запятую превращается в мать своего сына, полуостров Крым своими очертаниями налагается на Швейцарию, ласкаясь с нею кончиками мысов, а политические превращения оборачиваются в блюда воображаемого ресторана Russkost, – самый адекватный способ рассказать о севастопольском детстве нынешней сотрудницы Цюрихского университета. В десять лет – в 90-е годы – родители увезли её в Германию из Крыма, где стало невыносимо тяжело, но увезли из счастливого дворового детства, тоска по которому не проходит. Татьяна Хофман не называет предмет напрямую, а проводит несколько касательных к невидимой окружности.


Такая работа

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мертвые собаки

В своём произведении автор исследует экономические, политические, религиозные и философские предпосылки, предшествующие Чернобыльской катастрофе и описывает самые суровые дни ликвидации её последствий. Автор утверждает, что именно взрыв на Чернобыльской АЭС потряс до основания некогда могучую империю и тем привёл к её разрушению. В романе описывается психология простых людей, которые ценою своих жизней отстояли жизнь на нашей планете. В своих исследованиях автору удалось заглянуть за границы жизни и разума, и он с присущим ему чувством юмора пишет о действительно ужаснейших вещах.


Заметки с выставки

В своей чердачной студии в Пензансе умирает больная маниакальной депрессией художница Рэйчел Келли. После смерти, вместе с ее  гениальными картинами, остается ее темное прошлое, которое хранит секреты, на разгадку которых потребуются месяцы. Вся семья собирается вместе и каждый ищет ответы, размышляют о жизни, сформированной загадочной Рэйчел — как творца, жены и матери — и о неоднозначном наследии, которое она оставляет им, о таланте, мучениях и любви. Каждая глава начинается с заметок из воображаемой посмертной выставки работ Рэйчел.


Шестой Ангел. Полет к мечте. Исполнение желаний

Шестой ангел приходит к тем, кто нуждается в поддержке. И не просто учит, а иногда и заставляет их жить правильно. Чтобы они стали счастливыми. С виду он обычный человек, со своими недостатками и привычками. Но это только внешний вид…


Тебе нельзя морс!

Рассказ из сборника «Русские женщины: 47 рассказов о женщинах» / сост. П. Крусанов, А. Етоев (2014)