Собрание народных песен - [3]

Шрифт
Интервал

Ни на жалобное их причитанье:
Бориса взял коньём вружи́л,
А Глеба ножём зарезал;
И повелел эти тела́, Борисово,
Борисово и Глебово,
Затащить во темны́ леса.
И садился злой на добрый конь,
И стал разъезжать и похваляться:
— Слуги мои верные!
Топе́рича наша вся Росе́я,
Со всеми со удельными городами,
Со всеми со верными со слугами! —
А господь хвалы не слушает,
Ссылает господь двоих ангелов
Со ко́пием со во́стрыим;
Повелел господь земли́ подрезати,
Подреза́ти и потряса́ти;
И они зе́млю подреза́ли,
Подреза́ли и потряса́ли;
Земля с кровию смешалася,
Вся вселенная, ужаснулася,
Словно в синием морс волны всколыхалися.
Он думал, злодей, рай растворился,
Ан сам сквозь сырой земли провалился.
А те тела́, Борисово,
Борисово и Глебово,
Лежали ро́вно тридсять лет:
Не зверь их, ни птица не трону́ли,
Ни мрачное помрачение,
Ни солночное попечение.
Как тридсять лет миновалося,
Явилося явление:
Явился столб красный огненный,
От земли и до не́ба;
К тому столбу о́гненному
Сходилися-соезжалися
Цари, власти и патриархи,
И все православные христиане:
Служили молебны благочестны
Двум братам Борису и Глебу;
Святые тела обретоша нам
Двух братьов Бориса и Глеба;
От святых мощей было прощение;
Погребали их, светов, со славою.
А мы поем славу Борисову,
Борисову славу и Глебову,
Во веки веков, аминь.

3

КАЗАНЬ-ГОРОД

Соловей кукушку подговаривает,
Подговаривает, все обманывает:
— Полетим, кукушка, во сыры́ боры́.
Мы совьем, кукушка, тёпло гнёздышко,
И мы выведем малых детушек,
Малых детушек, куколятушек! —
Ой, у ключика у холоднаго,
Молодец девицу подговаривает.
Подговаривает, все обманывает:
— Мы пойдем, девица, во Казань город:
Как Казань город на красе стоит,
А Казанка-речушка медком бежит,
По горам-горам да всё ка́мушки,
Да всё камушки, всё горючие,
По лугам-лугам да всё травушки,
Да всё травушки, всё шелковыя, —
— Не обманывай, добрый молодец:
Я сама знаю про то ведаю,
Что Казань город на крови стоит,
А Казанка-речушка кровью бежит,
По горам-горам всё головушки,
Всё головушки да всё буйныя,
По лугам-лугам всё черны кудри,
Всё черны кудри молодецкия.

4

«Как по речке по реке…»

Как по речке по реке тут пятьсот стружков плывут,
А на всякием струже́чке по пятисот человек,
Они едут — в вёслы бьют, сами песенки поют,
Разговоры говорят, князь-Гагарина бранят:
— Заедает князь Гагарин наше жалованье,
Небольшое, трудовое, малоденежное,
Со всякого человека по пятнадцати рублей.
Он на эти-то на денежки поставил себе дом,
Он поставил себе дом на Неглинной, на Тверской,
На Неглинной, на Тверской, за мучны́м большим рядом,
За мучны́м большим рядо́м, потолочек хрустально́й,
А парадное крылечко белокаменное,
Белокаменное, стены мраморныя,
Стены мраморныя, по́ла-т лаком наведён,
Как на этом-то поло́чке москворецкая вода,
Москворецкая вода, по фонтану ведена,
По фонтану ведена, жива́ рыба пущена́,
Жива рыба пущена, кроватушка смощена.
Как на этой на кровати сам Гагарин-князь лежит,
Сам Гагарин князь лежит, таки речи говорит:
— Уж и дай боже пожить, во Сибири послужить,
Не таки́ бы я палатушки состроил бы себе, —
Я не лучше бы не хуже государева дворца,
Только тем разве похуже, — золотово орла нет.
— Уж за эту похвальбу государь его казнил.

5

«По лужкам князь Голицын гуляет…»

По лужкам князь Голицын гуляет,
Не один-то князь гуляет, с своими полками,
С своими полками, ещё егарями.
Думал-думал князь Голицын, где лучше проехать?
Уж и полем князю ехать, — ему пыльно;
Тёмным лесом князю ехать было страшно;
А доро́гой князю ехать было стыдно.
Уж поехал князь Голицын переулком.
Подъезжал-то князь Голицын ко Собору,
Скидовал-то князь Голицын пухову́ю шляпу,
Становился князь Голицын на колени,
И он кланялся царю Белому,
Кланялся князь Голицын господам всем боярам:
— Вы состройте мне, бояре, каменны палаты,
Что не крытыя, не мшоны, совсем не свершоны.

6

«Не белая берёзушка к земле клонится…»

Не белая берёзушка к земле клонится,
Не шелко́вая в поле травушка расстилается:
Расстилалась в поле травушка — полынь горькая.
Что горче тебя, полынушка-травушка, во всем поле нет:
Что труднее тебя, служба царская, во всем свете нет!
На строю́ стоять — на круто́й горе:
Пристояли мы резвы ножки ко сырой земле,
Приморозили мы белы ручки ко стальну́ ружью.
Ходит наш генералушко с купцом по́ торгу,
Закупает наш генералушко дроби-пороху,
Заряжает наш генералушко сорок се́мь пушек,
Пробивает наш генералушко стену ка́менну.
— Ты пруска́я королевна, где твой пру́ской король?
— Мой пруско́й король под столиком — серым котиком,
На синё море опущается — ясным со́колом, —
А укрепа моя, а укре́пушка,
А укрепушка ты Бели́н-город!
Ты кому ж, моя укрепушка, ты достанешься?
Доставалася моя укрепушка царю Белому,
Царю Белому, генаралушке Краснощокому.

7

«Лежат ляхи на три шляхи…»

Лежат ляхи на три шляхи, москаль на четыре:
Лежат ранены поляки по сту по четыре,
По сту по четыре, на каждой долине.
Лежит ранен пан Костюша у белаго камня.
К нему панья приезжала, жена молодая,
Она плакала-рыдала, слезно причитала:
— Не я ль тебе, пан Костюша, не я ль говорила,
Говорила я, Костюша, не езди в Белой город,
Полно, полно, пан Костюша, с Москвой воевати, —
Москва славна и велика, больше нашей Польши!

8

КНЯЗЬ ВОЛКОНСКИЙ И ВАНЯ-КЛЮЧНИК

На улице Ветро́вице[2]

Еще от автора Петр Васильевич Киреевский
Том 1. Философские и историко-публицистические работы

Издание полного собрания трудов, писем и биографических материалов И. В. Киреевского и П. В. Киреевского предпринимается впервые.Иван Васильевич Киреевский (22 марта /3 апреля 1806 — 11/23 июня 1856) и Петр Васильевич Киреевский (11/23 февраля 1808 — 25 октября /6 ноября 1856) — выдающиеся русские мыслители, положившие начало самобытной отечественной философии, основанной на живой православной вере и опыте восточнохристианской аскетики.В первый том входят философские работы И. В. Киреевского и историко-публицистические работы П.


Том 3. Письма и дневники

Полное собрание сочинений: В 4 т. Т. 3. Письма и дневники / Составление, примечания и комментарии А. Ф. Малышевского. — Калуга: Издательский педагогический центр «Гриф», 2006. — 488 с.Издание полного собрания трудов, писем и биографических материалов И. В. Киреевского и П. В. Киреевского предпринимается впервые.Иван Васильевич Киреевский (22 марта / 3 апреля 1806 — 11/23 июня 1856) и Петр Васильевич Киреевский (11/23 февраля 1808 — 25 октября / 6 ноября 1856) — выдающиеся русские мыслители, положившие начало самобытной отечественной философии, основанной на живой православной вере и опыте восточнохристианской аскетики.В третий том входят письма и дневники И. В. Киреевского и П. В. Киреевского.Все тексты приведены в соответствие с нормами современного литературного языка при сохранении их авторской стилистики.Адресуется самому широкому кругу читателей, интересующихся историей отечественной духовной культуры.Составление, примечания и комментарии А.


Том 2. Литературно-критические статьи, художественные произведения и собрание русских народных духовных стихов

Перед читателем полное собрание сочинений братьев-славянофилов Ивана и Петра Киреевских. Философское, историко-публицистическое, литературно-критическое и художественное наследие двух выдающихся деятелей русской культуры первой половины XIX века. И. В. Киреевский положил начало самобытной отечественной философии, основанной на живой православной вере и опыте восточно-христианской аскетики. П. В. Киреевский прославился как фольклорист и собиратель русских народных песен. Адресуется специалистам в области отечественной духовной культуры и самому широкому кругу читателей, интересующихся историей России.


Том 2. Литературно–критические статьи и художественные произведения

Полное собрание сочинений: В 4 т. Т. 2. Литературно-критические статьи и художественные произведения / Составление, примечания и комментарии А. Ф. Малышевского. — Калуга: Издательский педагогический центр «Гриф», 2006. — 368 с.Издание полного собрания трудов, писем и биографических материалов И. В. Киреевского и П. В. Киреевского предпринимается впервые.Иван Васильевич Киреевский (22 марта / 3 апреля 1806 — 11/23 июня 1856) и Петр Васильевич Киреевский (11/23 февраля 1808 — 25 октября / 6 ноября 1856) — выдающиеся русские мыслители, положившие начало самобытной отечественной философии, основанной на живой православной вере и опыте восточнохристианской аскетики.Во второй том входят литературно-критические статьи и художественные произведения И. В. Киреевского и литературно-критические статьи П. В. Киреевского.Все тексты приведены в соответствие с нормами современного литературного языка при сохранении их авторской стилистики.Адресуется самому широкому кругу читателей, интересующихся историей отечественной духовной культуры.Составление, примечания и комментарии А. Ф. МалышевскогоИздано при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям в рамках Федеральной целевой программы «Культура России».


Рекомендуем почитать
Феноменология русской идеи и американской мечты. Россия между Дао и Логосом

В работе исследуются теоретические и практические аспекты русской идеи и американской мечты как двух разновидностей социального идеала и социальной мифологии. Книга может быть интересна философам, экономистам, политологам и «тренерам успеха». Кроме того, она может вызвать определенный резонанс среди широкого круга российских читателей, которые в тяжелой борьбе за существование не потеряли способности размышлять о смысле большой Истории.


Дворец в истории русской культуры

Дворец рассматривается как топос культурного пространства, место локализации политической власти и в этом качестве – как художественная репрезентация сущности политического в культуре. Предложена историческая типология дворцов, в основу которой положен тип легитимации власти, составляющий область непосредственного смыслового контекста художественных форм. Это первый опыт исследования феномена дворца в его историко-культурной целостности. Книга адресована в первую очередь специалистам – культурологам, искусствоведам, историкам архитектуры, студентам художественных вузов, музейным работникам, поскольку предполагает, что читатель знаком с проблемой исторической типологии культуры, с основными этапами истории архитектуры, основными стилистическими характеристиками памятников, с формами научной рефлексии по их поводу.


Творец, субъект, женщина

В работе финской исследовательницы Кирсти Эконен рассматривается творчество пяти авторов-женщин символистского периода русской литературы: Зинаиды Гиппиус, Людмилы Вилькиной, Поликсены Соловьевой, Нины Петровской, Лидии Зиновьевой-Аннибал. В центре внимания — осмысление ими роли и места женщины-автора в символистской эстетике, различные пути преодоления господствующего маскулинного эстетического дискурса и способы конструирования собственного авторства.


Ванджина и икона: искусство аборигенов Австралии и русская иконопись

Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.


Поэзия Хильдегарды Бингенской (1098-1179)

Источник: "Памятники средневековой латинской литературы X–XII веков", издательство "Наука", Москва, 1972.


О  некоторых  константах традиционного   русского  сознания

Доклад, прочитанный 6 сентября 1999 года в рамках XX Международного конгресса “Семья” (Москва).