Собольск-13 - [18]

— Нет, почему же… Это вы зря.

— Ничего не зря! Никакой красоты не стало, я вам говорю. Видели бы вы раньше наши места! Пальчики оближешь. Швейцария. Нетронутые леса, тишина, воздух. А теперь что? Чувствуете, как воняет? Автол, бензол, солидол.

— Воздух абсолютно чистый. Ерунду говорите.

— Здесь — да! — Он нисколько не обиделся на резкость, глазом не моргнул. — А внизу? Видите, что делается на дорогах? Забиты машинами. И каждая чадит.

— Надо же человечеству передвигаться.

— А деды наши? Передвигались на лошадках и жили сто лет. Понимаете, почему? Природа! — Он победоносно заключил: — То-то же. Присесть, что ли? Присяду.

Он сел и поджал под себя ноги. Чтобы они не расходились, крепко придерживал руками ступни. Пахнуло дешевым одеколоном.

— Мое правило — побольше бывать на свежем воздухе. Здоровье потерять легко, а восстановить… Вы человек пожилой, знаете, чего это стоит — здоровье восстановить. А без здоровья человек уже не человек…

Вот тип, а? Лопается от избытка здоровья, а туда же, рассуждает о недугах. Как видно — из болтунов. Заскучал в лесу, вот и прилип — выговориться.

— Вас-то к чахлым не отнесешь…

— Верно. Слежу за собой, вот и вид хороший имею. — Он самодовольно оглядел себя. — Специально «Москвича» купил, общаться с природой. Как же, великое дело — природа. Видите, у проходной «Электрики» «Москвичок» стоит? Мой. Приехал, покурил с вахтером, попросил присмотреть. Чтобы сопляки не поцарапали и вообще. Спущусь вниз — опять покурю. Трачу две папироски и спокоен: машина будет в сохранности. Расчет? Расчет. Правда, здоровье себе не калечу, некурящий, но папироски всегда с собой. Вот. Не желаете?

— Не желаю. Хлопотали вы за лошадок, а ездите на «Москвиче». Что-то у вас концы с концами…

— Верно, не сходятся. А зачем им сходиться? Трюхать на лошаденке… Смешно и глупо.

— Экий вы беспринципный…

— Простите, не понял?

— Беспринципный, говорю.

— Принципный, беспринципный… Знаете, на меня такие слова уже не производят впечатления. Жизнь есть жизнь, и я признаю ее законы. Только!

— Да?

— Да.

— Любопытно. Какие же такие законы?

— Сейчас я тебе растолкую. — Он долго возился, пристраивая ноги под себя. Они непокорно выпрямлялись. Тогда он улегся на бок и облокотился. — Один закон: то, что мне хорошо, то и закон. Других не знаю. И знать не хочу.

— Очень симпатичный закон. — Андрей Сергеевич протянул руку и сорвал клубнику. — А если от вашего закона мне нехорошо? Со мной-то вы считаетесь?

— Зачем? Тебе нехорошо, ты и выкручивайся. Мое какое дело?

Андрей Сергеевич стал присматриваться к собеседнику: что-то уж очень он откровенен. Даже не верится в такое бесстыдство. Нет ли тут какого-нибудь подвоха? Неприятно было и то, что ни с того ни с сего перешел на ты.

— Все для себя и ничего обществу. Какой же это закон? Самое наглое беззаконие.

— Еще какой закон-то! Силища! Двигатель жизни.

Да он что, ненормальный? И надо же, чтобы именно такой хлюст встретился здесь, на родине, на вершине горы…

— Чистой воды буржуазная идеология, — пробормотал Андрей Сергеевич. — Откуда только вы ее набрались…

— Из жизни набрался. Не из книжек же. Мне читать некогда. А жизнь — она всему научит. Хочешь, одну штуку покажу? Сразу все поймешь. Видишь двор у «Электрики»? Видишь — новый корпус строят? Расширяют завод наши деятели. А рядом — красный отвал. Видишь? Так это кирпичный бой. Сотни тысяч штук. Еще один корпус можно построить. Грузили, не жалели, половину поломали. Потом придет бульдозер, столкнет все добро куда-нибудь в овраг… Да разве бы частник такое допустил? Никогда! Предприниматель никогда не позволит разбить кирпич, а уж если какой разбился — и тот в дело пустит. Что ты на это скажешь, а? Собаки, как кусаются!

Он долго и злобно ворчал, почесывая ногу о ногу, наверное, в штаны налезли муравьи. Андрей Сергеевич невольно усмехнулся: ситуация, по меньшей мере, пикантная. Он, сын бывшего владельца этих мест, должен защищать здесь, на вершине Соболиного хребта, перед этим воинствующим мещанином, принципы социалистического строя. Какие еще неожиданности ждут его?

— Я вам так скажу: если бы тут хозяйничал частный предприниматель, не было бы здесь ни нового корпуса, ни самой «Электрики», ни тех заводов, которые мы отсюда видим. Не под силу ему такие дела, да и система, знаете ли, не та. Силенок, оборотных капиталов маловато, основных средств не имеет, план не признает, по природе своей хищник и, кроме прибыли, никаких целей не ставит и поставить не способен. Надо быть сумасшедшим, чтобы этого не видеть. Кирпич — ерунда, частный эпизод. Недосмотрел какой-то там прораб…

— Заводы, заводы… А что хорошего? Зверушки все поудирали, птахи поразлетелись, пчелы мои дохнут. А снег? Чернозем, а не снег. Ты видал когда-нибудь русскую зиму с черным снегом? Гадость. Тьфу!

Слюна попала ему на подбородок, он вытер ее ладонью, а ладонь — о грудь.

«Здравствуйте, я ваша тетя! Пьянехонек. Не полоумный, не мистификатор, а просто пьян. Попал в компанию, Андрей Сергеич! Надо удаляться».

— Так я пошел. Будьте здоровы!

— Обожди! Тоже мне — будьте здоровы… — Он оглянулся и понизил голос: — Слышь-ка ты! Коньяку хочешь? А то дам. У меня есть.