Соблазнитель душ - [4]

— Я попросил дам показать мне документы, хотя бы водительские удостоверения, но они не проявили желания пойти мне навстречу.

Мужчина задумчиво покивал, затем повернулся к девушкам.

— Все нормально, дети мои. Сделайте то, о чем просит сержант.

Прибыла вторая патрульная машина, и еще двое полицейских появились в переулке, когда девушки начали доставать удостоверения личности.

— Том, — обратился сержант к своему водителю, — собери удостоверения, прогуляйся с ними к машине и прокрути их через компьютер в участке. — Затем он посмотрел на мужчину. Могу я взглянуть на ваше водительское удостоверение и регистрационный талон автомобиля?

— Разумеется, сержант. Они в машине. Я с удовольствием принесу их вам, — и мужчина повернулся к фургону.

— Одну минуту, — остановил его сержант. — Вы не будете возражать, если я зайду с вами?

— Разумеется, нет, сержант, — и мужчина легко запрыгнул в фургон.

Сержант последовал за ним. Правда, в фургон он залез с немалым трудом: возраст брал свое. Внутри его ждал сюрприз. Ни рваных матрацев, ни грязной одежды, ни запаха «травки», вина, давно немытых тел.

Чисто, просторно. Белые, свежевыкрашенные степы. Скорее кабинет на колесах, чем жилой фургон. У перегородки, отделяющей кабину водителя, стол и стул, закрепленные на полу. У стены напротив входа — металлические полки от пола до потолка с пачками бумаги. На другом столе, также прикрепленном к полу, пишущая машинка под чехлом и ксерокс. Два ряда сидений, по четыре в каждом, с ремнями безопасности.

— Всем нам впереди не усесться, — пояснил мужчина. — Мы ездим не только по асфальту. И я хочу довезти всех в целости и сохранности.

Сержант что-то буркнул, принюхался. Он всегда утверждал, что может унюхать «травку» лучше служебной собаки. Но здесь ему не за что было зацепиться. Этот Иисус обходился без марихуаны.

Мужчина сел за стол, выдвинул ящик. Достал регистрационный талон, водительское удостоверение, протянул их сержанту.

Тот первым делом взглянул на водительское удостоверение. Выдано два года назад, в 1967 году. Константину Эндрю Толботу. С фотографии на него смотрел тот же мужчина, сомнений в этом не было, но выглядел он несколько иначе — раньше он предпочитал короткую стрижку. Мужчина оказался старше, чем ожидал сержант. Он решил, что тому двадцать с небольшим, а из удостоверения следовало, что Толботу двадцать девять. Сходились и цвет волос, и цвет глаз.

— Тут сказано, что у вас шрам на левой руке. Где вы его получили?

— Пулевое ранение. Я был во Вьетнаме.

— Мой сын служил в «зеленых беретах». — Сержант надулся от гордости.

— А я по медицинской части.

— Долго?

— Четыре года. Я записался добровольцем.

— Почему в медики? — спросил сержант.

— Я верю в то, что убийство недопустимо, — ответил мужчина. — Но я также полагаю, что мужчина обязан выполнить свой долг перед страной.

— Я слышал, девушка назвала вас «Пастырь». Вы посвящены в духовный сан?

— Пока еще нет. Но надеюсь на это.

Сержант подложил водительское удостоверение под регистрационный талон.

— Дом Господний — зарегистрированная община?

— Да. У нас есть регистрационное свидетельство, выданное штатом Калифорния.

— И где располагается ваша община?

— В регистрационном талоне на фургон, который вы держите в руках, записано, что мы живем неподалеку от Лос-Олтоса. Но, как говорила моя мать, Дом Господний должен быть в сердце каждого.

Обедали они в полном молчании. И уже пили кофе, когда он посмотрел на родителей, сидевших напротив, прежде чем заговорить.

— В субботу я уезжаю.

— Но ты пробыл дома только шесть месяцев.

— И за все это время не ударил пальцем о палец, — пробурчал отец. — Целыми днями слонялся по дому, а вечером уходил, чтобы заняться черт знает чем, накурившись «травки», к которой пристрастился в армии. Даже ни разу не предложил мне помочь в магазине. Не знаю, что сделали с ним эти четыре года в армии. Ему двадцать пять лет, пора бы остепениться. В его возрасте я уже женился и взял на себя ответственность за семью.

— А чем ты хочешь заняться, Константин? — спросила мать.

— Точно не знаю, мама. Но чувствую, чего от меня ждут. Я должен нести людям слово Господа. Пока я не знаю, как это делается, и не могу сформулировать те мысли, что хочу донести до всех. Но я видел, что слишком много людей умирали, не позаботившись о душе и тем самым потеряв шанс на вечную жизнь, дарованную нам Христом.

Отец уставился на него.

— Если ты действительно так думаешь, почему бы тебе не сходить в церковь и не переговорить со священником?

— Я говорил с ним, отец. Неоднократно. Но у него нет ответа на мои вопросы. Я считаю, Бог принадлежит всем христианам, не только унитарианцам. Паства Иисуса гораздо многочисленнее прихожан маленькой церкви.

— Твоя беда в том, что ты не хочешь работать. Тебе нравится получать ежемесячный чек от Ви-эй[4] с надбавкой за ранение и целыми днями валяться на кровати, — сурово заметил отец.

— Константин.

Он повернулся к матери.

— Ты действительно в это веришь?

— Да, мама.

Она посмотрела на отца.

— Не нам судить его, отец. Мы должны отпустить его, чтобы он сам нашел свою веру. Скорее всего, все у него будет в порядке, ибо место Господа — в душе каждого человека.