Собинов - [73]

Голос Собинова был по-прежнему красив, гибок и легок. Лишь чуть заметна стала короткость дыхания. Но этот недостаток артист искусно маскировал фразировкой. Юность чувств и светлое восприятие жизни, отличавшее Собинова до его последних дней, казалось, побеждали время. В свои пятьдесят лет Леонид Витальевич сохранял бодрость духа, подвижность и выглядел, по словам Луначарского, совсем молодым человеком, лет тридцати пяти. По-прежнему он был хорош в своих самых молодых ролях: Ленском, Ромео, Дубровском и других.

В сезоне 1922 года Собинов спел тридцать пять спектаклей и только в одной Москве дал двадцать четыре концерта. В репертуаре его — «Евгений Онегин», «Ромео», «Травиата», «Манон», «Дубровский».

А немного позже, в марте 1923 года, Большой театр показал москвичам премьеру новой постановки «Лоэнгрина». Спектакль оформлял художник Федоровский, Лоэнгрина пел Собинов. К этому торжеству, с опозданием на год, друзья и товарищи приурочили празднование двадцатипятилетнего юбилея артистической деятельности любимого певца. Собинов чувствовал себя именинником не только потому, что отмечался его юбилеи и он вновь встретился на сцене со своим любимым героем — Лоэнгрином. В тот день правительство наградило Леонида Витальевича самым высоким в то время артистическим званием — Народного артиста Республики [15]. Отвечая на поздравления, Собинов сказал:

— С чувством глубокой сердечной благодарности принимаю звание Народного артиста. Даю торжественное обещание весь остаток сил посвятить народу, имя которого я имею счастье носить. Да здравствует жизнь! Да здравствует труд!

Всегда предельно требовательный к себе, теперь Собинов стал еще более взыскательным художником, еще большим трудолюбом. И сейчас, после четверти века служения искусству, он не утратил прежнего стремления к расширению репертуара. Спеть новую оперу, сыграть нового героя — как часто мечтал об этом Собинов! Одно время счастье как будто улыбнулось артисту. Большой друг Леонида Витальевича, молодой композитор Ю. А. Шапорин задумал писать оперу «Декабристы».

К творчеству Шапорина Собинов относился с доверием, зная, что тот, ученик Римского-Корсакова, твердо стоит на реалистических позициях. Интерес к опере возрос, когда Леонид Витальевич услышал отрывки из нее в исполнении автора. Но по замыслу Шапорина центральная роль, К. Рылеева, — образ, наиболее привлекавший Собинова, предназначалась для баритона. Как ни просил Собинов композитора изменить первоначальный замысел и сделать Рылеева тенором, тот не согласился. Так и остался неосуществленным этот замысел Собинова. Одно время в Большом театре собирались поставить оперу «Шопен» композитора Орефиче. Опера эта была составлена из мелодий Шопена и носила биографический характер. Собинов еще до революции слыхал ее в Киеве. Она настолько понравилась ему, что он даже начал разучивать ее, заказал костюмы, работал над гримом. Но в Большом театре она тогда не пошла. Когда же зашла речь об ее постановке в 1922 году, репертуарная комиссия нашла сюжет оперы малоотвечающим современности. Так и эта мечта о новой партии не осуществилась.

Но неверно было бы на основании подобных примеров делать вывод, будто вынужденный исполнять старый репертуар Собинов остановился в художественном развитии. Такой упрек можно бросить артисту лишь тогда, когда он начинает механически повторять им же созданные художественные приемы. А Собинову было чуждо «перепевание» самого себя. Новая эпоха заставляла по-новому подойти к давно знакомым образам. Для Собинова, как и для всех артистов, встала во весь рост проблема раскрытия социальной сущности творимых образов. Пройти мимо этого артисты не могли уже потому, что этого требовала новая аудитория.

Программа концерта Л. В. Собинова.

Многие, поняв задачу поверхностно, впадали в шарж, делая излишний актерский нажим, так что за версту было видно, кого он представляет — «доброго» или «злого» героя. Немало мудрили и режиссеры. «Какая же «политика» может быть заложена в образе Ленского?» — спрашивали наивные слушатели. Но Собинов очень чутко улавливал эту «политику». Композитор Асафьев, говоря об исполнении Собиновым партии Ленского, отмечал, что артист давал образ юноши, в котором как в зеркале отражалась эпоха Пушкина, эпоха декабристов, а бессмысленная гибель юноши-поэта напоминала о гибели самого Пушкина. Собинов, казалось, ничего не изменил в трактовке Ленского, но как-то перестроился внутренне, и эта его внутренняя настроенность неуловимым образом отражалась и в его движениях и в интонациях.

Новые краски нашел артист и для Дубровского, которого часто пел в эти годы. Для Собинова задача была ясна: чуть заметное смещение' акцента, иное соотношение между моментами личного излияния чувств и выявлениями протеста против социальной несправедливости поднимали образ Владимира на новую высоту. В Ромео, Вертере, Де-Грие находил Собинов новые штрихи, черточки, с помощью которых углублял образы, приближал их к современности.

О том, какое впечатление производило исполнительское мастерство Леонида Витальевича в эту пору, ярко свидетельствует письмо В. И. Качалова, написанное им после одного из собиновских концертов зимой 1928 года.