Собчачья прохиндиада - [15]

Давление жены становилось все более истеричным, поэтому в один из вечеров «патрон» сам решил посмотреть на этих «профи» из институтского центра рукопашного боя, а заодно попариться в тамошней бане.

Сообщив руководителю центра время нашего приезда, я порекомендовал ему заодно подготовить небольшую программу, на жаргоне десантников — «показуху».

К слову сказать, Собчак последнее время повадился париться в разных, так сейчас называемых «эксклюзивных» банях, после того как его крепко напугал профессор Кулик, к которому мы с Павловым4 обратились, чтобы он, специалист в области болезней сердца, осмотрел «патрона».

Чуть отвлекаясь, замечу: этот эскулап сам появился в Мариинском дворце и решительно остановил шагавшего по коридору Собчака — тогда это было еще возможно, ибо все демонстрировали пламенный «демократизм», полагая, что только в подобной доступности он весь и должен заключаться.

Профессор-кардиолог на ходу, бегло представившись, пытался поведать «патрону» о своем знакомом, каком-то южнокорейце, "приятеле президента Ро Дэ У", по имени доктор Юнг, который «дает» 300 миллионов долларов на строительство "центра передовых медицинских технологий" при клинике самого Кулика на Северном проспекте, в районе Поклонной горы, где профессор уже подобрал площадку, понравившуюся его юго-восточному компаньону. Такая новомодная, как правило, не соответствующая основной профессии, но по-кавалерийски лихая бесшабашность громадья частных инициатив уже перестала кого-либо удивлять, поэтому Собчак до двери своего кабинета делал вид, что внимательно слушает настырного лекаря, а затем, нырнув в тамбур, мгновенно забыл об авторе проекта, спихнув его на произвол помощников. К чести изобретательного Кулика, такое «гостеприимство» Собчака его вовсе не обескуражило. Полагаю, это была домашняя заготовка, ибо он мне тут же заявил, что внешний вид «патрона» заставляет желать лучшего, и, по его мнению, как специалиста, требуется срочное, тщательное обследование собчачьего сердца, какое возможно лишь в руководимой им клинике. Сделав такое заявление и понагнав еще какой-то кардиологической жути, доктор, уверенный в продолжении встреч с Собчаком, с достоинством удалился, сунув мне на прощание в руки свою красивую визитную карточку.

В тот же вечер, мысленно аплодируя сообразительности профессора, я с улыбкой доложил о его «открытии» Собчаку. «Патрон» неожиданно переполошился не на шутку и сразу дал указание срочно договориться обследоваться у Кулика в любое удобное для врача время. На другой день, осматривая «патрона», Кулик не только втолковал ему идеи и пожелания доктора Юнга, но и насмерть перепугал высокопоставленного пациента вкрадчивым, а, учитывая сверхмнительность Собчака, потому очень доходчивым разъяснением результатов обследования, предопределившим необходимость их следующих постоянных встреч и даже возможность операции на сердце в дальнейшем. Несмотря на уверения в несложности, этакой «косметичности» хирургического вмешательства, Кулик, видя жажду «патрона» как можно дольше хорошо пожить именно теперь, рекомендовал сделать эту операцию за границей, где она, по его словам, будет стоить пустяки — около 30 тысяч долларов, и более недели в постели Собчака не задержит. Стало заметно: «патрон» растерялся не только от приговора врача, но и от суммы за спасение, которую тогда достать ему еще было трудновато, поэтому откровенные намеки хитрющего эскулапа о способности доктора Юнга все устроить бесплатно принял благосклонно, так как считал, что не возвращаются лишь самим истраченные деньги да сбежавшие от надоевших мужей жены. А всей своей собственностью Собчак очень дорожил.

После встречи с Куликом «патрон» байку доктора Юнга стал озвучивать со всех трибун, выдавая ее за свой личный вклад в заботу о здоровье населения. Этим завлекая все доверчивые развесистые уши возможностью уже в самое ближайшее время воспользоваться услугами новейшего, но, правда, еще не построенного центра "передовых медицинских технологий" — гордости своей "потемкинской деревни". Впоследствии, так как за границу его всегда тянуло неудержимо, словно заполярного гуся к осеннему перелету, он под эту сурдинку умудрился пару раз смотаться до Сеула и даже вернуться обратно, оправдывая в глазах общественного мнения свой очередной коммерческий тур необходимостью ускорения окончания строительства того, что строить еще не начинали.

Часто, особенно теперь, приходится слышать довольно злобные высказывания о том, что вся деятельность Собчака быстро привела наш город и его население к трагедии. Этот вывод неверен, ибо Собчак, насколько мне стало ясно после многомесячных наблюдений, кроме личной цели разбогатеть, а также реабилитировать свое достоинство от долговременного пресмыкательства и унижений прошлого побирушного бытия, да еще попросту желания отъесться и откормить своих близких родственников за счет завоеванного им в трудной предвыборной борьбе дармового кошта, никогда никаких других задач перед собой не ставил. Ибо, несмотря на публичные заявления, прекрасно сознавал свое неумение, беспомощность, а потому полную неспособность их решать. Отсюда обнищание населения и разруха в городе — это результаты не его деятельности, а, скорее, наоборот — бездеятельности. Своих же личных целей Собчак всегда решительно добивался, и поэтому, смею уверить, он сегодня не очень понимает, чего от него все хотят и ждут. Относительно обширности и разнообразия своекорыстных интересов и совершенных им воровских дел он уже стал догадываться: в любой другой стране за подобные «свершения» можно просто угодить на виселицу, что, на фоне содеянного, даже могли расценить как большую удачу и необычное везение повешенного. Но в нашей же стране, как он считал, ему ничего пока не угрожало.