Глава 1. Начало 1990 года на флангах Истории
На жаргоне чукчей «собчак» — выбракованный пес, не пригодный ходить даже в упряжке, от которого никакой пользы быть не может, только расходы на кормежку…
Не Богу ты служил и не России…
— Служил лишь суете своей…
Все живут в Ленинграде и пока еще в СССР, а страна уже клокочет пеной, как повсюду уверяют, "самых демократических" выборов в Советы народных депутатов разных уровней. Растерянность властей чувствуется во всем.
Уже появились, надо полагать, впервые с незапамятных революционных времен, не заполненные вакансии в ОК и ГК КПСС в Смольном, а тех, кто продолжает там служить, также вновинку, постоянно травят в общественном мнении.
Уже не хватает калибра у Исполкома Ленгорсовета для поражения противников на социально-бытовом фронте.
Уже не только на предвыборных собраниях, где кандидаты дружно состязаются в любви к народу, а всюду и открыто забавляются язвительной критикой правительства СССР как в целом, так и поименно.
Уже Сашу Богданова1, к его огромному сожалению, никто не арестовывает за «хулиганство» при продаже-раздаче своей газетки "Антисоветская правда", а созданный им самопальный образ "борца с коммунизмом" быстро тускнеет и линяет, в связи с отсутствием противников.
Уже отважный Невзоров2 рискнул первым обвинить в покупке по дешевке подержанного «Мерседеса» только что спроваженного в отставку главу Ленинградского ОК КПСС Ю.Соловьева, с которым еще совсем недавно, будучи в Ленинграде, взасос целовался Генсек Горбачев, прерывавший это достойное занятие лишь беседами со случайно подвернувшимися прохожими. После невзоровской телепередачи бывшего Первого секретаря обкома тут же лихорадочно исключил из партии им же вскормленный преемник, в недавнем прошлом ленинградский «главхимик» Б.Гидаспов, который чуть позже вдруг обнаружил, что любая цена покупки машины никоим образом не вяжется с приверженностью идеалам партии и уж тем более не может противоречить требованиям Устава КПСС.
Уже воздух официальных коридоров и кабинетов директивных органов пропитался беспокойной страстью к новым ощущениям, к авантюрам, к политическим переодеваниям. Страх за будущее у всех притупился, а развал устоев не огорчал, а веселил.
Это было время начала того хаоса, который предыдущие несколько лет, умело лавируя, маскируясь и обманывая всех и вся, скрупулезно подготавливали, по камешкам разрушая геополитическую структуру, трое, вероятно, хорошо оплаченных агентов "всемирного правительства": Горбачев, Яковлев и Шеварнадзе. Они сеяли кругом ненависть ко всему прошлому и взаимные подозрения современников. Но конспирация их была настолько профессиональна, а разработанный в загранцентре сценарий операции по уничтожению нашей страны настолько безупречен, что во всеобщем стремлении к преобразованиям об этом никто догадывался.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Я недавно возвратился из-за границы, где проболтался много месяцев, пытаясь найти свое место в чужой мне жизни и втайне, не признаваясь в этом даже себе, надеялся осесть там до конца своих дней.
Живя в Германии, я с неснижающимся интересом следил за происходящим дома по перманентной рубрике в немецких газетах "Schicksal gegen Gyorbi" (Судьба против Горбачева).
На Запад погнала обида за бесцельно проведенные в тюрьме годы, куда меня определили по команде члена Политбюро Г. Романова, в ту пору возглавлявшего Ленинградский обком КПСС. Несмотря на то, что потом меня полностью оправдали и реабилитировали, все равно горечь от потерь и унижений не проходила. Тут, вероятно, уподобляешься человеку, попавшему под трамвай и потерявшему ногу. Он хоть и понимает, что это рок, судьба, случай, но особой радости от сознания, что остался жив, не возникает.
В поисках заработка я исколесил Европу и по чужому паспорту забрался даже в Южную Африку, пока наконец окончательно не понял все, что многим невозможно даже объяснить, как нельзя объяснить радугу слепому от рождения или заповедь блаженства обезьяне. Мы, советские, всюду в заграничном миру абсолютно чужие, а тамошняя среда обитания нам, русским, просто враждебна. Причем вовсе не от ощущения предвзятого или, скорее, равнодушного отношения к эмигрантам вообще, а потому, что, если была бы, скажем, жизнь на Марсе, то землянам, даже при всем радушии марсианских аборигенов, в родной атмосфере этой планеты, как и нам на Западе, без автономного дыхания не обойтись. И как бы хорошо ни было житейски с неслыханным числом сортов колбас и розовым унитазом, но тех, кому Родина не слово, а целое понятие, для кого личное благополучие не самое главное и нет ненависти к родной стране (этих тянет домой неудержимо. Уж такие мы, русские люди, отформованные нашим советским образом жизни, с его клеймом в каждом движении мысли и души. Поэтому комфортно чувствуем себя лишь в нашем общем, пусть даже со съехавшей крышей, доме.
Придя к этому неслыханно простому выводу, я больше не терзал себя сомнениями и бесповоротно остудил обиды. Затем у германского Рейхстага, потрогав руками берлинскую стену, сильно антисоветски размалеванную с западной стороны, невысокую, но, как мне казалось, надежную, сломя голову помчался на своей машине немецкими и польскими дорогами к родному дому, первый раз прикорнув в кустах уже за пока еще советским Брестом.
![Решения. Моя жизнь в политике [без иллюстраций]](/storage/book-covers/72/72da1766d49c9bb136c26193c60df799dd298cfb.jpg)
