Собаки - [19]

Цера казалась необходимым членом семьи, и на самом деле хозяева смотрели на нее, как на своего рода бедную родственницу, — обязанную всегда быть готовой к услугам всех.

Все соответствовало этому ее семейному положению: ее любили, ее и били, ее и обижали, с ней и советовались…

— Не повернуть ли нам направо, как думаешь, Цера? — серьезно спрашивали ее на перекрестке дорог.

И Цера, запряженная в легкую, обтянутую сверху холстом повозку, одобрительным визгом или недовольным рычанием выражала свое мнение. Семья беспрекословно подчинялась таинственным разлитым в воздухе указаниям, которые чутье Церы улавливало удивительно точно и верно.

Этот порядок имел свои удобства для хозяев. Если их плетушки и жардиньерки туго продавались на выбранном пути, они знали, по крайней мере, что во всем виновато «глупое животное».

Страшный и верный сторож, она, с ее силой и храбростью, могла при случае победоносно расправиться с целой компанией двуногих обидчиков.

Ее любимейшей обязанностью было наблюдение за детьми, уход за ними, их охрана. Здесь она была не только матерью, но постоянной игрушкой и козлищем отпущения. Да и как играть, в самом деле, с живым существом, не мучая его!

Раз в год, из коммерческих соображений, ей разрешалось приносить щенят. После продажи маленьких она плакала бесшумно и уединенно; и долго, в продолжение недель, играя, работая и страдая с той же преданностью, как и раньше, она сохраняла в глазах выражение трогательной, безутешной грусти.

II.

Весна в этом году оказалась неудачливой для корзинщиков.

Проливные дожди портили дороги, холода мешали работать. В довершение всех бед, повозка, которая давно еле скрипела, решительно отказывалась служить.

И вот однажды в лесу, вдали от жилья, случилось несчастье: рассыпалось колесо и сломалась ось. Торговля шла в последнее время плохо, в кармане семьи было всего несколько грошей. Дети, отправленные для сбора подаяния, вернулись ни с чем; голые поля не представляли никакой поживы для желудка, а щенки Церы сосали еще мать и были малы для продажи.

Можно было, конечно, поголодать некоторое время, — это было не в диковину, — но необходимы были деньги для уплаты за работу кузнецу и колеснику.

В эту минуту на дороге показался высокий, тощий, охотник, на длинных ногах, обтянутых в лосиные штаны. Маленькая шапочка, костюм цвета ржавчины, небольшая рыжая козлиная бородка и глаза, полные задора и насмешки, придавали ему вид сатаны, соскочившего с театральных подмостков.

Цера с резвившимися вокруг нее щенятами лежала под деревом привязанная толстой цепью. При приближении охотника, который шел мимо, насвистывая песенку и не замечая собаки, она зарычала.

Вздрогнув от неожиданности, охотник отскочил и, остановившись в стороне, несколько секунд любовался могучим зверем с его потомством. Вдруг выражение какой-то сладострастной жестокости блеснуло в его глазах, и, громко расхохотавшись от пришедшей ему в голову идеи, он крикнул корзинщику: — Эй, братец, почем за щенка? Десять франков штука, идет? Слушайте, я хочу проделать один любопытнейший опыт, который мне пришлось как-то видеть за границей на одной ярмарке: перестрелять этих маленьких каналий на глазах у собаки. Стойте, да у вас здесь кстати и все необходимые приспособления: мы посадим щенят в эту клетку для цыплят и поставим ее на таком расстоянии от матери, чтобы, прыгая, она чуть-чуть не доставала ее мордой… Что? Вы не согласны? Ну, куда ни шло. Ради такого зрелища не грех отдать все, что у меня есть в кошельке… Вот. По двадцать франков за штуку. Четыре луидора держите.

И, высыпав из кошелька на ладонь четыре золотых, он побрякивал ими перед глазами корзинщика. Но вся семья дружно восстала против дикой забавы. В этот момент все глубоко чувствовали свою привязанность к Цере, которая, беспокойно взвизгивала, угадывая по выражению лиц, что готовится что-то ужасное.

Но охотник оказался упрямым самодуром; отчаяние семьи только увеличивало его удовольствие; он уговаривал, настаивал, и в конце концов соблазн этой суммы, которая выручала семью из ее безвыходного положения, победил сопротивление корзинщика. Он решил как-то вдруг и взял золото с каким-то зловещим смехом…

III.

Привязь Церы была тщательно проверена, и щенята посажены в клетку для цыплят. Собака угрожающе рвалась на цепи, и это позволило точно определить место клетки: концом носа мать почти касалась тюрьмы своих детей.

Жена корзинщика забилась в повозку и заткнула уши, чтобы ничего не видеть и не слышать…

Охотник зарядил ружье…

— Стойте, стойте! — крикнул ему корзинщик.

Он подошел к группе детей, стоявших в нескольких шагах, втолкнул, не говоря ни слова, младших в повозку к матери, а старшего скрутил веревкой по рукам и ногам. Предосторожность небесполезная, потому что глаза мальчика сверкали, как уголья, а в каждом кулачонке было зажато по два острых камня, которые в руках этого ловкого маленького дикаря представляли серьезную опасность.

Ужасная казнь длилась долго. Охотник бил издалека и то промахивался, то ранил щенят, которые, барахтаясь, призывали визгом на помощь мать. Все смутно надеялись, что, израсходовав патроны, он вынужден будет оставить в живых хоть одного; но как раз последним зарядом он уложил последнего щенка.