Собаки Иерусалима - [9]
– Хочу умереть! Хочу умереть!
Никомед подбегает к слуге и оттаскивает его от дерева.
Рамондо с окровавленным лбом опускается на колени перед хозяином и, молитвенно сложив руки, просит:
– Позвольте мне умереть, господин! Хотя бы умереть позвольте!… Дайте мне умереть…
Никомед, приподняв плащ, отрывает полоску ткани от своей рубашки и перевязывает ею кровоточащую рану на лбу Рамондо.
– Ну что, теперь ты успокоился?
– Не знаю, хозяин. В голове у меня все перепуталось.
– Ты потерял много крови, а я крови ужасно боюсь.
– Извините, господин.
– И войны боюсь.
– Но Крестовый поход – это же священная война. Война, угодная Богу.
– Папе римскому она угодна, вот кому. Папе, который ничто в ничем и еще менее, чем в ничем…
Рамондо растерянно и удивленно глядит на хозяина.
– У меня кружится голова. И тошнит.
– Ты устал, Рамондо, тебе нужно отдохнуть. – Никомед участливо поправляет повязку на голове слуги. – Успокойся, Рамондо, ведь мы уже у стен Никеи. Там как раз и отдохнем.
Рамондо замер в неподвижности, словно в припадке абулии, а Никомед вдохновенно продолжает:
– Никея – столица Вифинии – великолепный город в византийском стиле. Это город, где Собор принял учение о Святой Троице. Каждый христианин должен верить, что Святая Троица – это Бог-отец, Бог-сын и Бог – Дух Святой, хотя их никто и не видит. А вот то, что видно даже без всякой веры, так это озеро, которое плещется у самых городских стен.
Рамондо делает несколько неуверенных шагов и рукой указывает путь, который может привести их по прямой к виднеющемуся в отдалении навесу, тогда как протоптанная ими среди камней и кустов дорожка загибается полукругом и значительно длиннее.
– Мы можем срезать угол и прийти на место раньше.
Никомед, укоризненно глянув на него, поясняет:
– Нет, Рамондо, когда я согласился нести этот крест на груди, я взял на себя определенные обязательства. И намерен их соблюсти. – Он сворачивает на длинную дорожку и, оглянувшись, проверяет, следует ли за ним Рамондо с мулом. – Никаких углов нам срезать нельзя. До Иерусалима остается еще много миль. Все рассчитано…
Удрученный слуга качает головой и плетется за хозяином, недовольно ворча:
– А я уверен, что крестоносцы углы срезают, и ничего плохого в этом нет.
Добравшись до навеса, Рамондо падает, совершенно обессиленный.
Никомед подходит к роднику, тоненькой струйкой бьющему из-под камней, смачивает в воде кусок тряпки, затем, подойдя к Рамондо, снимает с его лба повязку и промывает рану.
– Теперь тебе лучше?
– Вы слишком добры ко мне, господин. Но все-таки простите меня: дальше идти я не могу. Позвольте мне вернуться домой… Не заставляйте меня делать то, во что я не верю…
Никомед, промыв рану Рамондо, молча накладывает ему новую повязку.
– Вы не отвечаете мне, господин?
– Я принимаю к сведению твои слова. Ты отказываешься делить со мной трудности этого похода.
– Господин, мне хотелось бы… Но это сильнее меня. Вам-то хорошо. У вас есть слова, которые выводят у вас изо рта и сразу превращаются в города. И море у вас изо рта выходит, и корабли… А у меня изо рта только стоны вылетают…
Он подносит руку к губам так, словно его опять вот-вот вырвет, но сдерживает позыв и с жалобной улыбкой добавляет:
– Сами видите.
Никомед встает и, сделав несколько шагов, говорит, не поворачивая головы к Рамондо, все еще сидящему на земле:
– Вся беда в том, что тебе неведома метафора, а наше метафорическое путешествие вызывает у тебя головокружение…
– Меня аж рвет от него, господин.
Рамондо из вежливости поднимается: не может же он сидеть, когда хозяин стоит.
– Конечно, метафора на некоторых людей воздействует странно: вызывает головокружение, рвоту… Наверное, мне следовало объяснить тебе, что главной цели можно добиться и вспомогательными средствами, но никак нельзя стремиться к достижению второстепенных целей с помощью главных средств.
Пока Никомед развивает эту мысль, Рамондо подходит к мулу и снимает с него свою поклажу.
– В общем, как я понимаю, – продолжает Никомед, – тебе хотелось бы совершить настоящий Крестовый поход, участвовать в сражениях и даже убивать людей, чтобы овладеть земным Иерусалимом, а он вторичен по отношению к Иерусалиму небесному, которого можно достичь, идя ложным и, по-твоему, бесполезным путем. Я же выбрал именно этот последний, ибо он менее вреден и опасен и для нас, и для нашего ближнего…
Рамондо, уже окончивший возню со своей кладью, оборачивается к Никомеду и тупо смотрит на него.
– Ладно, хозяин, так я пошел…
Никомед обнажает меч, и слуга испуганно отступает назад.
– Будь по-твоему. Но знай: чтобы вернуться домой, тебе придется проделать в обратном направлении весь путь, который мы уже прошли. – С этими словами он ко множеству зарубок на стволе дерева прибавляет еще одну. – Ты понимаешь, что это значит?
Рамондо совершенно сбит с толку. Он растерянно глядит на хозяина и указывает рукой на замок.
– Так ведь вот же он…
– Увы, таков уговор с отцами церкви. Я по-прежнему продолжу свой поход в Иерусалим, а ты пойдешь в противоположную сторону. Подойдя к дереву, барон что-то быстро подсчитывает.
– Сегодня мы завершаем сотый день пути. Выходит, тебе предстоит сделать ровно тысячу кругов, прежде чем ты вернешься в исходную точку, или, как ты говоришь, домой.
Огромную популярность и бесчисленные переиздания снискали написанные Тонино Гуэррой в соавторстве с Луиджи Малербой шесть книг «Миллемоске», которые под названием «Истории Тысячного года» известны практически во всех европейских странах благодаря чрезвычайно успешному телевизионному сериалу Франко Индовина. Едкая ирония, свежесть метафор, обостренное чувство цвета и звука — характерные особенности почерка Тонино Гуэрры, подмеченные американской и европейской критикой.«...Пока же они стали делить на три равные части дорогу.
В сборник вошли три самых известных романа Луиджи Малербы — «Змея», «Греческий огонь» и «Итака навсегда», которых объединяют яркая кинематографич-ность образов, оригинальность сюжетов и великолепный, сочный язык героев.Луиджи Малерба (псевдоним Луиджи Банарди) — журналист, сценарист и писатель, лауреат множества национальных и международных литературных премий, автор двадцати семи произведений — по праву считается одним из столпов мировой литерататуры XX века, его книги переведены практически на все языки и постоянно переиздаются, поскольку проблемы, которые он поднимает, близки и понятны любому человеку и на Западе, и на Востоке.
В сборник вошли три самых известных романа Луиджи Малербы — «Змея», «Греческий огонь» и «Итака навсегда», которых объединяют яркая кинематографич-ность образов, оригинальность сюжетов и великолепный, сочный язык героев.Луиджи Малерба (псевдоним Луиджи Банарди) — журналист, сценарист и писатель, лауреат множества национальных и международных литературных премий, автор двадцати семи произведений — по праву считается одним из столпов мировой литерататуры XX века, его книги переведены практически на все языки и постоянно переиздаются, поскольку проблемы, которые он поднимает, близки и понятны любому человеку и на Западе, и на Востоке.
Один из крупнейших писателей сегодняшней Италии, романист, драматург, публицист, обладатель международных и национальных премий, Луиджи Малерба занимает видное место в мировой литературе XX века. Начинал он как журналист и кинематографист, был соавтором сценария у Ч. Дзаваттини и А. Моравиа. Первые произведения Малербы — романы «Змея» и «Сальто-мортале» несут на себе отпечаток неоавангарда. Впоследствии он часто меняет стилевые приемы письма, но почти всегда в его текстах присутствуют ирония и гротеск. Роман «Римские призраки» — перекличка двух голосов, Джано и Клариссы, мужа и жены, которые с трудом поддерживают шаткое равновесие своей супружеской жизни, испытывая тяжелые моменты тоски и отчаяния.
Повесть опубликована в журнале "Иностранная литература" № 5, 1976Из послесловия:...С первых страниц повести мы ощущаем сложную смесь ирреального и реального. Сюжет вертится вокруг серии загадочных убийств, и фабула условна, всего лишь намечена пунктиром. Кто из многочисленных Джузеппе в конце концов окажется убийцей? И в этом ли заключается самое главное, поскольку и автор и его персонажи живут в странном и страшном мире?..Ц.Кин.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.