Собаки Иерусалима - [11]
С верхней террасы башни Бласко тревожно вглядывается в равнину.
– Уже три дня, как он не двигается. Совсем как какой-нибудь столпник. Может, это у него болезнь такая? Не знаешь что и думать.
Рядом с лицом Бласко появляется напряженное лицо Аделаиды.
– Мне известна лишь одна болезнь, делающая человека совсем неподвижным. Смерть.
– Хоть бы Рамондо удалось его расшевелить, заставить подняться…
Аделаида поворачивается к священнику и смотрит на него фанатично горящими глазами.
– Только бы бес не овладел его душой!… – восклицает она, хватая священника за рукав. – Мне страшно, Бласко!…
Бласко после нескольких мгновений сосредоточенного молчания начинает читать молитву:
На Никомеда ди Калатраву нисходит благодать Господня, и он снова пускается в путь. Теперь уже – в сторону настоящего Иерусалима
Никомед, погруженный в созерцание листка, все еще неподвижно сидит на камне. Рядом с ним стоит священник, а чуть в сторонке – Рамондо, с надеждой глядящий на дона Бласко: вдруг он сумеет сделать то, что не удалось ему, и выведет хозяина из этой непонятной неподвижности.
– …Кроме того, я весьма озабочен состоянием вашей сестры. Сегодня ночью ее била лихорадка, она бредила. Вы даже представить себе не можете, с каким душевным восторгом и гордостью она следила за вашим походом.
С этими словами Бласко весь подается вперед, чтобы проследить за выражением лица Никомеда, но оно по-прежнему неподвижно и непроницаемо.
– Уж не хотите ли вы этим своим неразумным поведением дать понять, что вздумали отрешиться от миссии крестоносца…
Никомед слегка опускает голову, словно погружаясь в молитву, но не отвечает.
Бласко склоняется над бароном и угрожающе шепчет ему на ухо:
– Господь видит вас! Всевышний за вами наблюдает!
Убедившись, что никакими уговорами туг не поможешь, Бласко делает знак Рамондо, и они отходят на несколько шагов, чтобы Никомед не мог их слышать.
– Что он сказал тебе перед тем… ну. прежде чем погрузиться в молчание?
– Перед тем? Перед тем он говорил о реке, на которой стоит город… Говорил, что мы уже прибыли в Антиохию… Про реку говорил…
– Оронт.
– Да, про реку Оронт. И еще говорил: вот городские стены, а вот триста шестьдесят его башен. Я запомнил, потому что башен на пять меньше, чем дней в году… Говорил, что город уже в руках у крестоносцев и что нам надо идти прямо в Иерусалим. Потом он остановился, подобрал с земли этот листок, принялся его разглядывать и больше не сказал ни слова. Я тоже посмотрел: ничего особенного, обыкновенный листок падуба.
Рамондо в растерянности смотрит на священника и добавляет:
– Не знаю, что и делать. Сам-то я ничего не могу решить. Идти дальше? Возвратиться назад? Скажите вы, падре, как мне быть?
После непродолжительного молчания священник говорит:
– Молись, чтобы Господь ниспослал ему просветление, – и удаляется в сторону замка.
Рамондо с отчаянием смотрит на хозяина, потом садится на другой камень и молитвенно складывает руки.
– Я не умею молиться, господин. Меня научили только считать до десяти. Но все равно попробую, вдруг поможет.
Набрав полную грудь воздуха и не отрывая взгляда от хозяина, Рамондо начинает считать: – Один… Два… Три… Четыре…
Внезапно сквозь свинцовые облака прорывается солнечный луч. Лицо Рамондо расплывается в довольной улыбке.
– Смотрите, хозяин, солнце…
Не получив никакого ответа, он со вздохом продолжает:
– …Пять… Шесть… Семь…
Вдруг Никомед медленно поднимается и, словно заколдованный, делает несколько шагов.
Рамондо вздрагивает. Он не может поверить своим глазам, но счета не прекращает:
– …Восемь… Девять… Десять.
Только после этого он вскакивает с места и, таща за собой мула, не без опаски следует за хозяином.
Никомед, пройдя немного вперед по протоптанной дорожке, неожиданно сворачивает и направляется в противоположную сторону – к замку.
Всполошенный Рамондо какое-то время молча бредет за хозяином, но, убедившись, что они все больше отклоняются от обычного курса, не без робости замечает:
– Мы вроде бы сошли с нашей дорожки…
Никомед утвердительно кивает. На его губах блуждает улыбка, свидетельствующая об обретенном им внутреннем покое.
– Да.
– Могу я спросить, господин, куда мы идем теперь?
– В Иерусалим.
Рамондо проводит рукой по лбу.
– Так мы ж и раньше шли в Иерусалим. Вы не считаете, господин, что мы сбились с пути?
– Мы направляемся в настоящий Иерусалим. Радуйся. Рамондо, ведь я внял твоим советам, изменил своим философам и отдался на волю Божью. Да, Рамондо, я вновь обрел веру, которую утратил в своей далекой юности.
Но убедить Рамондо не так-то просто.
– Вот так сразу? Посмотрев на листок?
– Даже в самом малом творении Господнем можно открыть для себя его чудесное присутствие. Просветление всегда приходит внезапно.
Рамондо совершенно сбит с толку.
Вдруг раздается пение какой-то птицы. Никомед вдохновенно комментирует этот факт:
– Даже в соловьиной трели можно распознать присутствие Бога.
– Это не соловей, господин, это скворец.
– Нет, соловей!
– Прошу прощения, господин, но только это скворец.
– Ну что ж. Бог может явить себя и через пение скворца, ибо скворцы тоже твари Господни. Но только это соловей.
Огромную популярность и бесчисленные переиздания снискали написанные Тонино Гуэррой в соавторстве с Луиджи Малербой шесть книг «Миллемоске», которые под названием «Истории Тысячного года» известны практически во всех европейских странах благодаря чрезвычайно успешному телевизионному сериалу Франко Индовина. Едкая ирония, свежесть метафор, обостренное чувство цвета и звука — характерные особенности почерка Тонино Гуэрры, подмеченные американской и европейской критикой.«...Пока же они стали делить на три равные части дорогу.
В сборник вошли три самых известных романа Луиджи Малербы — «Змея», «Греческий огонь» и «Итака навсегда», которых объединяют яркая кинематографич-ность образов, оригинальность сюжетов и великолепный, сочный язык героев.Луиджи Малерба (псевдоним Луиджи Банарди) — журналист, сценарист и писатель, лауреат множества национальных и международных литературных премий, автор двадцати семи произведений — по праву считается одним из столпов мировой литерататуры XX века, его книги переведены практически на все языки и постоянно переиздаются, поскольку проблемы, которые он поднимает, близки и понятны любому человеку и на Западе, и на Востоке.
В сборник вошли три самых известных романа Луиджи Малербы — «Змея», «Греческий огонь» и «Итака навсегда», которых объединяют яркая кинематографич-ность образов, оригинальность сюжетов и великолепный, сочный язык героев.Луиджи Малерба (псевдоним Луиджи Банарди) — журналист, сценарист и писатель, лауреат множества национальных и международных литературных премий, автор двадцати семи произведений — по праву считается одним из столпов мировой литерататуры XX века, его книги переведены практически на все языки и постоянно переиздаются, поскольку проблемы, которые он поднимает, близки и понятны любому человеку и на Западе, и на Востоке.
Один из крупнейших писателей сегодняшней Италии, романист, драматург, публицист, обладатель международных и национальных премий, Луиджи Малерба занимает видное место в мировой литературе XX века. Начинал он как журналист и кинематографист, был соавтором сценария у Ч. Дзаваттини и А. Моравиа. Первые произведения Малербы — романы «Змея» и «Сальто-мортале» несут на себе отпечаток неоавангарда. Впоследствии он часто меняет стилевые приемы письма, но почти всегда в его текстах присутствуют ирония и гротеск. Роман «Римские призраки» — перекличка двух голосов, Джано и Клариссы, мужа и жены, которые с трудом поддерживают шаткое равновесие своей супружеской жизни, испытывая тяжелые моменты тоски и отчаяния.
Повесть опубликована в журнале "Иностранная литература" № 5, 1976Из послесловия:...С первых страниц повести мы ощущаем сложную смесь ирреального и реального. Сюжет вертится вокруг серии загадочных убийств, и фабула условна, всего лишь намечена пунктиром. Кто из многочисленных Джузеппе в конце концов окажется убийцей? И в этом ли заключается самое главное, поскольку и автор и его персонажи живут в странном и страшном мире?..Ц.Кин.
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.