Со служебного входа - [15]

На табло видно, как прибывают, идут по светлому пунктиру поезда из Петушков, Серпухова, из более близких станций этих двух направлений. Электрички опаздывают редко. Даже несколько минут задержки - событие, которое настораживает всех и здесь, в поездной диспетчерской, и в диспетчерской отделения железной дороги. Там на «графике исполненного движения» прочерчены нити и зигзаги электричек, но ни красным, ни зеленым карандашом их обычно не обводят. Туда с промежуточных пунктов даже не сообщают о движении пригородного электропоезда, приучив уже москвичей и жителей Подмосковья к великой точности, измеряемой минутами. Отмечается только прибытие и отправление. В каких областях обслуживания можно найти подобное, кроме метро?

Но когда из-за опозданий поездов, идущих издалека и потерявших темп, нарушается движение пригородных вагонов и в отделении дороги, и здесь, в поездной диспетчерской, положение исправляется быстро. Причем всегда лучше, когда ответственные, мгновенно обдуманные решения принимает один опытный человек. А к пульту других людей не пускают. Туда вообще не приходят поговорить о том о сем, туда не звонят по личным делам - это святая святых станции.

По телефону, по прямой связи, по радио обращаются только по делу - кратко, без лишнего слова. Секунда невнимания может грозить серьезными неполадками.

Казалось бы, с поездом из Тбилиси было все хорошо. Лидия Николаевна включила систему выходных стрелок на табло, осветила белый пунктир, ведущий налево, дала зеленый свет - это она руководит светофором. Сейчас, с секунды на секунду, должны погаснуть три красные черточки, показывающие, что состав стоит правильно, и белый пунктир частями будет уступать место красному. Но этого не происходит. Табло показывает, что поезд с места тронулся, но, судя по всему, остановился. Причина всегда одна и та же: кто-то из опаздывающих закинул на площадку вагона свои вещи, а сам сесть не успел - открыли стоп-кран, сорвав с него пломбу. Виновниками чаще всего бывают провожающие. Слишком долго или слишком шумно прощаясь, они не расслышали предупреждения по радио, поданного за пять минут до отхода поезда. Испуг, беготня - и кто-то слишком решительный берется за стоп-кран.

И для пассажира и для беспечного провожающего такое маленькое происшествие оканчивается вполне благополучно, иногда даже поднимает настроение. Недоволен, сердится только диспетчер. Две-три минуты заминки могут разом осложнить всю обстановку: задержать следующий поезд, который помешает отправлению или прибытию идущего за ним. За короткое время образуется снежный ком неприятностей, разбить который не так-то просто. Особенно если это случается в вечерние часы пик, когда поспешно и согласованно в обоих направлениях отправляются мигом наполняющиеся пригородные поезда, когда с коротким интервалом отходят на юг дальние поезда, когда Москва-техническая то и дело спрашивает: «Такой-то поезд возьмете?»

На Москву-Пассажирскую товарные поезда, конечно, не приходят. Но иногда вместе с пассажирскими вагонами к платформе подкатывают белые цистерны и ледники. Это прибыли молоко и ягоды, они портятся быстро, и к медленным товарным составам их прицеплять нельзя - только к пассажирским вагонам, которые имеют предпочтение перед другими. Еще не все пассажиры выгрузились с вещами, а в диспетчерской уже вызвали маневровый электровоз: цистерна без задержки попадает на молочный завод, ягоды - на склады торговых организаций.

Все необозримое пространство Москвы-Пассажирской, с ее нескончаемыми вагонами, платформами, путями, даже внутренние помещения вокзала можно видеть из одного места, но не все сразу: из дикторской. Она находится на третьем этаже, где пассажиров не бывает - там висит табличка: «Служебный вход». К ней идут по узкому балкону, который в высоте огромного зала едва виден.

В дикторской есть телевизор, а в залах, на платформах, над проходами - телевизионные камеры, которые кажутся неподвижными. На самом деле их можно привести в движение, и если делать это не спеша, из дикторской откроется прекрасная панорама вокзала.

Вот к совершенно пустой, казалось бы заброшенной, платформе Горьковского тупика надвигается темная лента. Она видна еще издалека и плывет все медленнее, наконец останавливается. Нам уже ясно, что это электропоезд, можно даже пересчитать вагоны - их десять. В одно мгновение из двадцати дверей выскакивают бегуны. В какое бы время ни прибывала электричка, в любой день - в будни или праздники - всегда находятся люди, которым некогда. Если вести камеру вслед за бегущими, можно видеть, как мчатся они, как трусят по ступеням, ведущим вниз, на привокзальную площадь. А на платформе народу все больше. Настоящее людское половодье. Но вот платформа проясняется, постепенно пустеет, спокойно движутся неторопливые люди, уступившие дорогу тем, кто вечно спешит.

Все видящая (с помощью телевизора) диктор Ольга Викторовна Кудина работает с камерой и экраном с. тех самых пор, как они появились, но и сейчас не может относиться равнодушно к чуду, которое дала ей электроника. В помещении, выходящем окнами на оживленную площадь, виден весь вокзал, обозрима вся его жизнь. И диктор причастен к управлению ею. Ольга Викторовна признается, что к домашнему телевизору давно привыкла, одни передачи интересуют ее, другие кажутся скучными. Но этот, служебный, телевизор с его, казалось бы, постоянным однообразием почему-то волнует - вероятно, безыскусностыо своих передач. Или, может быть, потому, что она и ее подруги сами и режиссеры, и операторы, и единственные зрители? К тому же зрители активные, властно принимающие решение, которое подсказывает изображение на экране.