Снова три мушкетера - [143]

С этими словами бедный малый указал на знаменитый Мост Вздохов, под арку которого в этот момент вошла гондола. По странной, а может быть, глубоко символичной прихоти архитекторов Дворец Дожей, обиталище формальных правителей республики, находится как раз напротив весьма красивого своей архитектурой здания, служащего республиканской тюрьмой. Крытая галерея ведет из верхнего этажа Дворца Дожей в тюрьму. Именно эту галерею романтически называют Мостом Вздохов, так как по ней проводят обвиняемых, когда им надлежит предстать перед лицом своих судей.

— Что ты говоришь, Гвидо! — в притворном негодовании вскричал Роган. Меня, командира гвардии, выслеживать, как государственного преступника! Этого просто не может быть. На самом-то деле я догадываюсь, кто эти люди: у меня этой ночью назначено свидание с одной прекрасной синьоритой с Риальто. Но на беду у нее много братьев, которые очень назойливо охраняют ее честь. Думаю, что это их гондола, — отвечал герцог, нимало не интересуясь, насколько правдоподобны его слова.

Впрочем, решил он тут же, эти слова значительно ближе к истине, чем, наверное, думает этот Гвидо-гондольер. Протестантский ум герцога де Рогана всегда избегал прямой лжи, а если уж герцог говорил что-либо для отвода глаз, его выдумка почти не отличалась от истины.

«Уеду в Швецию, — снова подумал он. — Никудышный из меня враль».

Оказавшись на причале, герцог отошел в густую тень зданий и проводил взглядом свою гондолу, сразу же резко набравшую ход, и преследующую ее черную лодку, гребцы на которой, по-видимому, сменяли друг друга, чтобы поддерживать высокий темп, — так быстро показалась она из-за поворота.

Венеция — город на островах, это знают все. Но почти все дома Венеции, выходя фасадом на канал, имеют с противоположной стороны сообщение с внутренними улицами. Эти тихие мощеные улицы соединяют между собой все острова при помощи бесчисленных мостов, поэтому достичь любой точки города можно пешком, вовсе не пользуясь гондолой.

Сейчас герцог вышел на одну из таких улочек, тишину которой, в отличие от всех остальных городов Европы, никогда не нарушал цокот копыт, и зашагал по ней, явно торопясь, к месту назначенной ему встречи.

Уже давно настал традиционный час масок, и наряд герцога не только не привлекал к себе внимания, что, несомненно, случилось бы на улицах Парижа или Лондона, но, напротив, помогал ему смешаться с уличной толпой.

Мужчины и женщины, монахи, робко стремившиеся чуточку разнообразить свою однообразную жизнь, зажиточные виноделы с Лидо и евреи-ювелиры с Риальто — все они, укрывшись под масками, нацепив костюмы домино и шутов, сарацин и цыган, направлялись к набережной Пьяцетты и площади Святого Марка, где уже давно бурлила веселая, пестрая толпа.

Герцог, всячески стараясь не привлекать ничьего внимания, пробирался через толпу, раздражаясь все больше, так как его характер, привычки и исповедуемая им вера коренным образом противоречили нравам и обычаям тех, кто высыпал на площади и набережные Венеции в этот ночной час. Рогану казалось неестественным лихорадочное веселье, царившее вокруг, он находил бездумным и беспечным подобное времяпрепровождение и ощущал себя чужим в этой южной толпе.

«Они считают нас северными еретиками, — подумалось герцогу уже в который раз. — Пусть так, но Бог с нами. В Европу приходит время „северных еретиков“, и с этим ничего не поделаешь, синьоры».

Взгляд герцога устремился к гранитным колоннам с вознесенными на них крылатыми львами. Он силился разглядеть что-то или кого-то около одной из этих колонн. Однако Роган тщетно перебегал взглядом от одной каменной вышки к другой.

Не обнаружив того, кого искал, герцог подошел к ближайшей из колонн и, скрестив руки на груди, замер в тревожном ожидании.

Ожидание длилось недолго. Из толпы вынырнула женская фигура, одетая в яркое платье, лицо женщины скрывала изящная шелковая маска.

— Наконец-то, — вырвалось у герцога.

Он сделал порывистое движение навстречу, но тут же сдержал себя и незаметно осмотрелся по сторонам. Поблизости не было никого, кто проявил бы к ним какой-то интерес.

Мы говорим «к ним», потому что женщина приблизилась к Рогану и остановилась с явным намерением заговорить.

— Вы будете слегка разочарованы, но — ненадолго, — тихо произнесла «цыганка», прикладывая пальчик к губам.

Герцог, явно ожидавший услышать совсем другой голос, вздрогнул и непроизвольно нащупал эфес шпаги.

— Не беспокойтесь, ваша светлость, перед вами всего лишь слабая женщина, — полунасмешливо продолжала «цыганка». — Не станет же столь прославленный воин сражаться с безоружной цыганкой.

— Кто вы такая? — сухо осведомился Роган, не переставая бросать молниеносные тревожные взгляды по сторонам.

— Доверенное лицо одной особы, — лукаво поглядывая на герцога из прорезей маски, отвечала женщина.

— Но это ровным счетом ничего не объясняет.

— Минуту терпения, ваша светлость.

— Как вы нашли меня, и почему вы титулуете меня как герцога?

— А разве вы перестали им быть, ваша светлость?

— Думаю, вы ошибаетесь, прекрасная незнакомка, — холодно поклонившись, отвечал Роган, встревоженный не на шутку.