Снимая маски псевдонимов - [20]

Только руки умрут, только руки — приметы бессилья,

Что с бескрылою долей моею навеки сжились,

Но зато вместо рук из ключиц моих вырастут крылья —

Вот тогда-то меня не отвергнет вселенская высь…

Только высь! Только высь! Я о выси мечтал, как о небе,

Я о небе мечтал, как о Боге, — и вот высота

Заприметила мой одинокий скитальческий жребий, —

Где-то птицею стала земная моя суета…

«Какой-то тайный ход нашел он во вселенной…»

Какой-то тайный ход нашел он во вселенной,

Какой-то тайный ход, какой-то тайный лаз,

И вот рисует сны в пещере сокровенной,

Поскольку он теперь посмертный богомаз.

И вот рисует сны, где на горе высокой

Стоит высокий храм, а в храме стая птиц

Кружит вокруг чела иконы одинокой,

А купол так широк, что нет ему границ.

Во сне, не наяву взлетели в небо птицы,

И каждая из птиц свою избыла плоть,

Как будто их листал, как светлые страницы,

Какой-то вешний вихрь, а может, сам Господь…

«А я давно живу в том бесноватом граде…»

А я давно живу в том бесноватом граде,

Где даже у детей в руках тяжелый камень,

Где нищие слепцы не бродят Христа ради,

А ангелов-скопцов дубасят кулаками.

В том городе живут лихие горожане,

Чьи деды и отцы работали на бойнях,

Они поют псалмы и крестятся ножами,

И целят в лебедей из пушек дальнобойных.

И женщины живут в том городе беспечно,

Они творят убой, они всегда при деле,

Они в свои дома приводят первых встречных

И душат на своих предательских постелях…

«Опять я нарушил какую — то заповедь Божью…»

Опять я нарушил какую — то заповедь Божью,

Иначе бы я не молился вечерней звезде,

Иначе бы мне не пришлось с неприкаянной дрожью

Бродить по безлюдью, скитаться неведомо где.

Опять я в душе не услышал Господнее слово,

Господнее слово меня обошло стороной,

И я в глухоту и в безмолвие слепо закован,

Всевышняя милость сегодня побрезгала мной.

Господь, Твое имя наполнило воздухом детство

И крест Твой вселенский — моих утоление плеч,

И мне никуда от Твоих откровений не деться,

И даже в молчаньи слышна Твоя вещая речь.

«На каком языке мне беседовать с Богом?..»

На каком языке мне беседовать с Богом?..

Может быть, он знаком только зверям и детям,

Да еще тем худым погорельцам убогим,

Что с постылой сумою бредут на рассвете…

Может быть, только птицам знакомо то слово,

Что Христу — птицелюбу на душу ложится,

И тогда загорается сердце Христово —

И в беззвездной ночи полыхает зарница…

И я помню, что мама порой говорила

Те слова, что ребенку совсем непонятны,

А потом в поднебесьи стыдливо парила,

А я маму просил: — Возвращайся обратно…

«…Я так и не пойму, что значит быть известным…»

…Я так и не пойму, что значит быть известным.

Известны ль облака? Известна ли гроза?

Так почему и мне по тем стезям небесным,

Слезами изойдя, свой путь пройти нельзя?

Лесного соловья не кличут Евтушенко,

Не издают рулад в мильонном тираже,

Но все же соловей рифмует задушевно,

Чтоб в песне дать остыть взволнованной душе.

Зачем же мне стихи предать людской огласке?

«Ах, вот оно о чем!» «Ах, это неспроста!»

Пусть люди на меня взирают без опаски,

Я, в сущности, Аким, к тому же простота.

Я сроду не имел в запасе корки хлеба,

Мне нудный разговор житейский — не с руки…

Я из породы тех, кто сеял в землю… небо

И жил, «шалтай-болтай», как в поле сорняки.

Впритирку к облакам живу, не зная толка:

Дождем ли расшибусь, истаю ль в синеве…

И долго ль буду жить, иль буду жить недолго —

Об этом не грустит, не помнит соловей.

А слава… Но нигде — ни в чащах, ни в дубравах,

Ни в рощах, ни в полях, ни в зарослях болот

Я, право, не встречал такой пичуги — слава.

                  …Должно быть, этот вид пернатых не поёт.

Глава 3. Марк Яковлевич Айзенштадт (Азов)

Марк Айзенштадт — писатель, драматург, прозаик, поэт, сценарист — родился в Харькове 2 июля 1925 года. В начале Великой Отечественной войны семья Айзенштадта была эвакуирована в Туркмению. С начала 1940-х Марк увлекся литературой, состоял в кружке молодых поэтов, близких к Анне Ахматовой, руководила которым Надежда Яковлевна Мандельштам, вдова знаменитого поэта. В то время он читал свои стихи на всесоюзном радио, печатался в газете «Пионерская правда», и даже получил премию за свою «Казачью песню» (впоследствии она стала песней кубанских казаков Северо-Кавказского военного округа).

С конца 1943 года, после окончания офицерской школы в Ашхабаде, Марк в звании лейтенанта командовал взводом разведки, участвовал в боях на территории Белоруссии, Польши и Германии. Он был награжден 14 воинскими наградами, в том числе орденами «Красной звезды», «Отечественной войны», медалями «За взятие Берлина», «За взятие Кенигсберга», позднее — израильской памятной медалью «Борец с нацизмом».

После войны Марк продолжил учебу на факультете русской (славянской) филологии в Харьковском Государственном университете, в который поступил в 1942 году в Ташкенте (в эвакуации) и который закончил в 1949 году с дипломом филолога.

С 1951 года Айзенштадт работал учителем русского языка и литературы в средней школе — с перерывом на 195З год, когда, в связи с «делом врачей», был «изгнан» из школы.

В 1956 году Марк переехал в Москву и начал заниматься драматургией, причем очень удачно: сатирическая комедия «Говорящая кукла» послужила основой первой миниатюры для классика советского юмора Аркадия Исааковича Райкина. С 1959 года Айзенштадт стал работать в Ленинградском (затем и Московском) Театре миниатюр. Он был автором многих монологов и скетчей, а также ряда спектаклей для Райкина, писал сценарии «Голубых огоньков». Именно по просьбе Райкина, у которого в театре и так было много евреев, Марк Айзенштадт взял псевдоним Азов.